— Значит, мы все сошлись во мнении. — Голос Стиллмана звучал ровно. Он кивнул на стул. — Я ценю, что вы с нами. Пожалуйста, садитесь.
Логан и Сабрина как приговоренные посмотрели друг на друга, когда Шейн усаживался за стол.
— Вы трое можете уйти, — сказал Ларсен группе соединения Q.
Письма, которые в тот вечер получили Логан и Сабрина, были совершенно идентичны.
— Ты знаешь, может, тебя можно было бы вытащить из всего этого, — вздохнул Логан.
Он внимательно наблюдал за реакцией Сабрины. Глядя в сторону бара, она, казалось, не слышала его.
— В каком-то смысле перемены мне пойдут на пользу. В больнице Регины Елены серьезная онкология.
— Они же хотят разделаться со мной, — продолжал Логан. — Если я возьму на себя всю ответственность, Стиллман и Ларсен разрешат тебе остаться в институте.
Она через стол посмотрела на Логана широко открытыми глазами.
— А почему? Почему я должна изображать, будто я не делала того, что делала? Почему я должна хотеть остаться?
Логан понял, и слишком поздно, что он ее недооценивал. Ему хотелось, чтобы она почувствовала трогательность его слов. Но она оставалась такой хладнокровной, что он готов был пожалеть о сказанном.
Хуже всего было то — но никто из них не хотел об этом говорить, — что они больше не будут рядом. Институт был их общей территорией. А если Сабрина уйдет из института, то за пределами своей Италии не найдет работу такого уровня. И между ними ляжет океан.
Логан глотнул «мартини». Впервые в этом году он заказал что-то покрепче вина.
— Не знаю, — покачал он головой. — Я думал, надо было так сказать.
— Нет. Не надо было так говорить. — Она протянула руку через стол. — Но я понимаю. Спасибо.
Он уже заметил, как для самозащиты она старалась отдалиться от него. Наверное, и ему стоило сделать то же.
— По крайней мере, в Регине Елене, — сказала Сабрина, — дали понять, что не прочь взять меня. Конечно, в Италии нет такого оборудования, как у вас, но там ценят людей.
— Когда они хотят, чтобы ты приступила?
— В конце октября. Но мне надо поскорее уехать. — Она тут же отвела глаза. — Чем скорее я уеду, тем лучше.
— Ты права.
— А ты, Логан?
Он пожал плечами.
— Еще не знаю.
— А ты не можешь вернуться назад в Клермонт?
— Нет, ни в коем случае. Ты когда-нибудь слышала выражение — из огня да в полымя? — Он помолчал. — Я думаю, на время мне стоит поехать домой и все обдумать.
— В Декейтер? — удивилась Сабрина.
— Да, на недельку-другую. Сосредоточиться.
— Понятно. — Она глотками пила пиво. — И твой отец будет рад тебе?
— А кто знает? Но, говорят, дом — это место, где тебя всегда ждут.
— Нет, я о другом. Он поймет, что с тобой случилось?
— Как тебе сказать? Конечно, было бы лучше приехать туда при других обстоятельствах. — Он с нежностью посмотрел на нее. — И с тобой.
Тут вдруг вся ее холодность растаяла. Сабрина нежно пожала его руку.
— Когда-нибудь, Логан. Я обещаю.
Логан выехал из города в то утро, когда Сабрина вылетела из аэропорта Даллеса в Рим. До Декейтера можно было доехать меньше чем за десять часов. Он переночевал в мотеле, потом остановился в Чикаго, где не спеша позавтракал. Позвонил отцу, сообщив, что собирается сделать перерыв в работе в институте, и спросил, не нарушит ли он их планов, если поживет в доме дней восемь — десять.
Он затормозил перед знакомым обшитым досками коттеджем во второй половине дня. Минут пять он сидел в машине и смотрел на него. Наконец дверь широко распахнулась и вышел отец.
Почти три года Логан не видел его и поразился, как тот постарел. Отец был сухой как жердь, ему уже под семьдесят. Лицо избороздили глубокие морщины, а косматые волосы совершенно побелели.
— Ну так ты выйдешь или как?
— Привет, отец, — улыбнулся Дэн, вылезая из машины. — Я тоже очень рад тебя видеть.
— Не хами. Или это то самое, чему вас учат в этих ваших заведениях?
— В общем-то, да. Полезно для самозащиты.
— Держу пари, тебе просто необходимо.
Все, как прежде, подумал Логан.
— Да. Это одна из причин, почему я захотел уехать оттуда.
— И когда ты собираешься возвращаться?
— Не знаю.
— Ты собираешься возвращаться?
Он поколебался.
— Нет.
Вот и все. Логан, как в детстве, глядя на отца, ждал разочарования или презрения.
— Великолепно! Это великолепно! Так какого черта там случилось?
— Может, я сперва могу войти и поздороваться с мамой?
— Все кончено, да? Какого черта, почему ты не займешься частной практикой, как я тебе советовал?
Вопреки своему обещанию — он поклялся, что не даст вовлечь себя в споры, — Логан почувствовал, как все его тело напряглось.
— Это сложно.
— Всегда было сложно.
— Знаешь, я очень устал.
Отец фыркнул.
— Что ты наделал? Оскорбил кого-то в той конюшне? Или ошибся?
Вопрос требовал ответа, но Логан и не пытался. Он просто сказал:
— Я ни в чем не ошибся, папа.
Отец изучал его с минуту.
— Ну пошли, расскажешь нам подробно.
Праздничный ужин, устроенный матерью, быстро превратился в то, из-за чего несколько лет назад Логан так рвался отсюда.
— Як этому не притронусь, — заявил четвертый член семьи, старшая сестра Кэти, как только на столе появилось главное блюдо. — Ты же прекрасно знаешь, я не ем мяса.
— О, дорогая, я действительно знала, — забеспокоилась мать, всегда старавшаяся сохранить мир в семье, — но Дэнни так любит утку. Не можешь ли ты хотя бы на этот раз сделать исключение?
— Нет, мама. Никаких исключений. Это не игра. Речь идет о моем теле.
— Господи, глупейшая идея, о которой мне когда-то приходилось слышать, — хмыкнул отец.
