структурные проблемы возникли и обнаружены в молекуле?
Рестон колебался, и Стиллман поторопился подбодрить его.
— Я обещаю, если мы возобновим работу над этими соединениями, ты будешь играть ведущую роль. И ты можешь отнестись к моим словам как к личной гарантии.
Понадобилось время, чтобы все это дошло до Рестона.
— Вы думаете продолжить работу над соединением Q? Почему?
— Я не догматик. Я ученый. Лекарство показало свою активность.
Рестон неловко рассмеялся.
— Да, слишком уж, черт побери, активное.
— Да, конечно. — Из верхнего ящика стола Стиллман вынул лист бумаги.
Рестон увидел химическую структуру соединения Q.
— Естественно, вы обсуждали пути уменьшения токсичности. Я бы хотел знать, что это за пути.
— А разве вы не занимаетесь своим собственным протоколом?
Стиллман без запинки выпалил:
— Я могу делать и то, и другое.
И Рестон начал подозревать правду — лекарство у этого ублюдка не срабатывает.
Но и Стиллман тоже сделал неприятное для себя заключение и перешел на тон более официальный.
— Скажите, а вам хотя бы известна химическая структура соединения Q-лайт?
В вопросе прозвучала подспудная угроза. И Рестон ее уловил. Но он не знал, как обмануть собеседника.
— Я жил и дышал этим соединением Q почти год, — заявил он с некоторой бравадой. — И, если не считать Логана, я больше всех других знаю об этом лекарстве.
— Ага.
— Работа в лаборатории — не самая сильная моя сторона. Но я делал записи.
Стиллман не поверил ни единому слову Рестона. Но он подумал, о чем еще этот парень может проболтаться.
— Хорошо. Я просмотрю их.
— Да-да, они у меня где-то валяются. У меня куча разных бумаг по протоколу.
— Я понимаю. Плохая память и все такое, — благодушно улыбнулся Стиллман. — Я тебе уже сказал, что если мы займемся этим, то ты будешь главным.
— Хорошо. — Встреча окончена, и Рестон встал. — А до тех пор не подыщете ли мне что-то более достойное? Я имею в виду работу?
— Все понятно. Я посмотрю. Подумаю, — кивнул Стиллман. — А пока, конечно, никакого разговора у нас не было. Понял?
Во вторую половину недели у родителей Логан заметил, что отец — а на него это совсем не похоже — очень сдержан. После звонка из Сент-Луиса, который, кажется, поверг сына в удрученное состояние, он ни разу не поинтересовался, как идут поиски.
— Ну? — наконец спросил он Дэна утром в субботу, когда они катили вниз по Уэбстер-авеню, главной улице города, в его шестилетнем «шеви».
«Вот оно, — подумал Логан. — Начинается».
— Что ну?
Они ехали в библиотеку, выполняя один из еженедельных ритуалов отца. Ненасытный, хотя и неразборчивый читатель, он тащил домой по десять — двенадцать томов из такой поездки: от Геродота до Джекки Коллинз.
— Какие, черт побери, у тебя планы? Или ты собираешься делать карьеру, сидя тут и жалея себя?
Стиснув зубы, Логан промолчал. Он просто уставился в окно, на дома, еще более облезшие, чем раньше. Вне всякого сомнения, этот тип стоит самого Сефа Шейна.
— Отец, когда ты это прекратишь? Почему ты не дашь людям жить их собственной жизнью?
— Да не будь дураком. Ты копия своей сестры.
— Я собираюсь вернуться в Нью-Йорк. Может, соглашусь на работу, для которой моя квалификация слишком хороша.
Он решил это вчера вечером и позвонил Рубену Пересу, узнать, не занято ли место. Денег платили мало, всего 34 тысячи долларов в год, но уж лучше работать, чем ничего не делать.
— И кто виноват во всем этом? — спросил отец.
Логан устало вздохнул.
— Да никто, отец. Никто. Я думаю, дня через два я уеду.
— Ты знаешь, никогда не забуду тот никелекадмиевый аккумулятор, который ты соорудил для научной ярмарки. Вещь бесполезная, но интересная. Уже по ней было видно, что от тебя можно много чего ждать.
— Спасибо.
Долгие годы отец вспоминал про это, как будто все последующие достижения Логана бледнели на фоне детского успеха.
Изобретательство было давней страстью старика и постоянным источником разочарований. Сорок лет назад, служа на море, он создал очищающую жидкость для промышленного использования, но не сумел запатентовать свое изобретение. А через несколько лет оно широко применялось на фабриках и судостроительных верфях, и кто-то другой получал за это деньги.
— Держу пари, ты думаешь, что я в своей жизни делал много чего неправильного? — спросил вдруг отец.
Логан взглянул на него и снова уставился на дорогу.
Он-то? Да все.
— Слушай, нет смысла ворошить прошлое. Я уверен, ты делал то, что мог.
— Черт побери, так и было. — Отец прибавил газа. — Конечно, я знаю, что мог бы добиться большего. И ты думаешь, меня это не раздражает?
Логан удивленно посмотрел на отца. Никогда раньше он не слышал от него таких признаний.
— Я вот думаю об этом твоем институте рака, — продолжал он, — меня это просто выбивает из колеи. С тобой пытаются сделать то же самое, что со мной.
— Спасибо, отец.
— Я думаю, это просто гадость. Мир кишит несчастными ублюдками, способными на все.
— Ты прав, — кивнул Логан и почувствовал себя куда лучше, чем в предыдущие дни.
— Уж это точно.
— Ну что ж… Просто продолжай работать. Это единственное, что еще стоит делать.
Логан кивнул.
— Я знаю.
— Это лучший способ их одолеть. И мне надо было так делать. — Отец умолк на несколько секунд. — Но ведь ты еще побудешь дома? Твоя мать скучает без тебя.
С облегчением Логан обнаружил, что его будущий новый босс не просто жадный до денег циник. Кевин Северсон целиком верил в свою идею. В то, что с помощью его нового метода лекарство попадет только в зараженные клетки и не тронет здоровые. Запатентовав эту идею, молодой биохимик полтора года собирал деньги на новую биотехническую компанию.
Проблема состояла в том — и Логан понял это сразу, — что у парня был гораздо более развит талант организатора, чем ученого. Как и многие в подобных маленьких биотехнических компаниях, Северсон пытался идти наперекор природе, полагая, что лекарство, попав в организм, само найдет и разрушит какие- то особые клетки, не касаясь других. Как бы ни была привлекательна эта идея теоретически, какой бы правдоподобной ни казалась она неспециалистам-вкладчикам денег, Логан понимал: на практике это почти невозможно. И за свою короткую карьеру он бесчисленное множество раз видел, как подобные идеи
