останешься. Смотри, может, что важное и разнюхаешь.
— А вдруг ты меня ребятам продашь? Я тебе расскажу что-нибудь, а они узнают. Живьем меня съедят.
— Об этом, Нолан, не беспокойся. Если управляющий тебя на службу возьмет, в обиду не даст. Соберут урожай, глядишь, тебя на постоянную работу определят, механиком при насосе или куда еще.
Джим призадумался.
— Обещать ничего не берусь. Присматриваться, конечно, буду, узнаю что — расскажу.
— Ну и молодец. Получишь за это пятерку да и место хорошее.
— Пойду поговорю с тем задиристым, — сказал Джим, — по-моему, он что-то знает. — И пошел к указанному дереву. Парень как раз спускался с полным ведром.
— Ага, пришел. Сейчас ведро отнесу и вернусь.
Джим взобрался по лестнице на яблоню, уселся на толстую ветку. Ветер донес грохот сортировочного конвейера и запах свежего сока невдалеке был пресс. Издалека долетело шипенье и пыхтенье маневрового паровоза.
Парень ловко, по-обезьяньи вскарабкался на дерево и сурово бросил:
— Как до дела дойдет, возьму камень побольше да угощу эту сволочь!
Джим попробовал подход Мака.
— Такого славного парня? За что ж это? И когда это — «как до дела дойдет»?
Парень присел рядом.
— А ты не слышал, что ли?
— О чем?
— А не донесешь?
— Не донесу.
Парень выкрикнул:
— Мы забастовку затеваем, вот что!
— Забастовку? У нас же отличная работа! Чего бастовать-то?
— Так нас во всем надувают! В бараках полно вшей, хозяйский бакалейщик дерет пять процентов. И нам же еще плату урезают! Если сейчас им спустить, на хлопке они нас еще крепче прижмут! И там обдерут как липку! А ты будто сам не понимаешь!
— Говоришь складно, — согласился Джим, — ну, а кроме тебя, кто бастовать будет?
Парень недобро прищурился.
— Больно много знать хочешь.
— Не очень. Но кое-что выяснить надо, а ты не говоришь.
— Ничего я тебе и не скажу. Нельзя пока. Придет время — узнаешь. Мы людей хотим объединить. Уже все готово, скоро мы такую заваруху устроим! Сегодня кое кто из нас на совещание соберется, а потом мы и остальных обо всем оповестим.
— А кто главный-то?
— Не скажу. А то все прахом пойти может.
— Ладно, не хочешь — не говори.
— Я бы сказал, да только обещал никому ни слова. Придет время — узнаешь. Ты ведь с нами выйдешь?
— Как сказать! Я ж не знаю ничего, как мне с вами выходить.
— Ну, смотри, кто нас заложит — тех не пощадим. Прямо тебе говорю.
— Мне жизнь дороже. — Джим повесил ведро на сук и не спеша принялся наполнять. — А к вам на совещание нельзя попасть?
— Никак нельзя. Там только верхушка соберется.
— Это ты — верхушка?
— Не последняя спица в колеснице.
— Ну и кто же еще в этой верхушке?
Парень подозрительно уставился на Джима.
— Не много ли знать хочешь. Все. Больше ни слова. Сдается мне, что ты — подсадная утка.
Джим наполнил ведро, опустил на землю.
— А что, ребята все свои дела прямо на деревьях и обсуждают?
— Еще чего! Где ты все утро-то пробыл?
— Здесь. Работал. На хлеб себе зарабатывал. И работа эта мне по душе.
Парень злобно сверкнул глазами.
— Ты мне зубы не заговаривай. Вот спустимся — тог да уж с тобой поговорю.
Джим добродушно подмигнул — он перенял это у Мака.
— Ладно, не кипятись. Конечно ж, я с вами буду, когда подниметесь.
Парень глуповато хихикнул.
— Ну и горазд ты голову морочить!
Джим отнес ведро, аккуратно выложил яблоки.
— Который час?
Учетчик взглянул на часы.
— Половина двенадцатого. Ну как, разузнал что?
— Как бы не так! Парень — трепач отчаянный. Все обо всем знает прямо газета ходячая. После обеда покручусь возле других ребят, посмотрю.
— Побыстрее бы надо! Ты машину водить умеешь?
— Ну, допустим.
— Глядишь, удастся тебя водителем пристроить.
— Вот здорово! — И Джим зашагал к яблоням. Синевшие на деревьях и лестницах люди беседовали. Джим подошел к сгибающемуся под тяжестью яблок дереву, там уже собирали двое.
— Давай к нам.
— Спасибо. — И Джим принялся рвать яблоки. — Что то разговоров сегодня поутру много, — отметил он.
— Еще бы. Да и мы толковали. О забастовке, как и все.
— Раз многие о забастовке толкуют, так тому и быть.
Второй сборщик подал голос сверху, с дерева.
— А я тебе, Джерри, говорю, не к добру все это. Конечно, зарабатываем мы не ахти сколько, а забастуем — и того лишимся.
— Да какие это заработки! Зато потом больше выйдет. На яблоках долго не задержимся, на хлопке работы побольше. Так вот, я так рассуждаю: на хлопке хозяева сейчас очень к нам присматриваются. Дадим мы сейчас слабинку, они нас потом в бараний рог согнут. Я так рассуждаю.
— Что ж, разумно, — улыбнулся Джим.
Второй сборщик не сдавался.
— И все ж не по душе мне это. К чему свару затевать. Сколько людей пострадает. Смыслу в вашей забастовке нет. Если и прибавят сколько так ненадолго.
Джерри спросил;
— Что ж, если все ребята забастуют, ты работы не бросишь?
— Нет, Джерри. Я, конечно, заодно с ребятами буду. Но только все это мне не нравится.
— А организация-то у них какая есть?
— Не слыхал, — ответил Джерри. — Собрания еще не было. В общем, пока отступать от своего нам не след, а поднимутся ребята — и я с ними, я так разумею.
На упаковочном пункте засипел гудок. — Обед! — обрадовался Джерри. — У меня там под ящиками бутерброды припрятаны. Хочешь?
— Нет, спасибо! — отказался Джим, — мне надо с приятелем встретиться. Он оставил ведро у учетчика и пошел на упаковочный пункт высокое беленое строение с платформой для по грузки. Сортировочный конвейер затих. Подойдя ближе, Джим увидел мужчин и женщин. Они сидели на платформе, свесив ноги, и обедали. На другом углу собралась группа человек в тридцать. В середине кто-то горячо
