В голове Олега молнией проносились эти мысли, а глаза неотрывно следили за часовым. Тот, засунув озябшие руки в рукава шинели, ходил от одного угла барака к другому. «Ну, входи же, входи!» — мысленно уговаривал его мальчик. Но мольба Олега, видимо, не действовала на часового. Он еще долго, поеживаясь и пристукивая соломенными ботфортами, танцевал возле барака. «Замерзнешь ведь, чучело огородное!»
Наконец гитлеровец не выдержал. Поднявшись на крыльцо правого тамбура, он с минуту потоптался в нерешительности, потом открыл наружную дверь и вошел в тамбур. Олег продолжал лежать, чутко прислушиваясь к ночным звукам. Скрипнула вторая дверь. «Вошел!»
Олег мгновенно приподнялся, схватил бидон с соляркой и, низко пригибаясь, побежал к бараку. Левее, ко второму тамбуру, метнулась тень Мишки Соловьева…
10
Вечер был в самом разгаре. В соседней с кабинетом Мизенбаха комнате был накрыт большой стол. Гостей собралось немного. Сам командир группы, виновник торжества, Макс Мизенбах, начальник штаба генерал Шредер, полковник Берендт и Эльза. Личный повар Мизенбаха, пожилой, полный человек, с лоснящимся лицом, и Адольф Бруннер ухаживали за гостями, подавали закуски, разливали по бокалам вино. Королевой вечера была Эльза. Каждый в меру своих возможностей ухаживал за ней. Однако никто не забывал, что Эльза личная гостья генерала Мизенбаха и его давнишняя знакомая.
Эльза только что рассказала все берлинские новости, ответила на все многочисленные вопросы сидящих за столом.
— Ну что же, господа, я еще раз предлагаю тост за нашего юбиляра! За тебя, Макс! — сказал фон Мизенбах-старший.
Гости встали с мест, подняли свои бокалы.
— За ваше здоровье, господин полковник! — сказал Берендт.
— За успехи! — официально провозгласил генерал Шредер.
— И… — все повернули головы к Эльзе, — и за то, чтобы одним из героев моей будущей книги были вы, Макс.
— О-о-о, за это стоит выпить! — вновь подал свой голос Берендт.
— Спасибо. Если это зависит только от меня, то я готов, — не очень уверенно ответил Макс Мизенбах.
Ему не понравилась затея отца с этим вечером. Не понравилось и то, что отец без стеснения оставил у себя эту женщину, о которой в Берлине ходили довольно нелестные слухи.
Гости выпили.
— Господа, а куда же подевался Вебер? — спросила Эльза. — Он ведь обещал преподнести нам сюрприз.
В это время в комнату вошел сияющий Вебер.
— О-о-о, вы легки на помине, господин обер-лейтенант. Где же ваш обещанный сюрприз? — снова спросила Эльза.
— Здесь. Если господин генерал разрешит, я…
— Надеюсь, это не бомба?
— О нет, экселенц!
— Тогда, пожалуйста, показывай нам сюрприз.
Вебер раскрыл дверь.
— Прошу вас, фройляйн.
На пороге появилась Наташа в светло-голубом крепдешиновом платье и в туфельках на высоких каблуках. Ее пышные светло-золотистые волосы были перехвачены такой же светло-голубой лентой, очень идущей к ее лицу. От сильного смущения она покраснела и стояла на пороге, не зная, что ей делать дальше.
— О, это действительно сюрприз! — с радостным удивлением воскликнул Мизенбах-старший.
— И восхитительный притом. Откуда ты выкопал эту русскую красавицу, Вебер? — сказал начальник штаба, вставая с места и идя навстречу Наташе.
— Разрешите представить, господа, русскую студентку, будущую преподавательницу немецкого языка. Она прекрасно говорит на нашем языке и еще прекраснее поет русские песни.
— Проходите, фройляйн, проходите. Что же вы стоите на пороге?
Наташе дали стул, посадили между старым Мизенбахом и начальником штаба. Подали закуски, налили вина. Все это с удовольствием делал генерал Шредер.
«Сюрприз» Вебера не понравился Эльзе. Рядом с молодой, красивой русской девушкой она явно проигрывала. Вольно или невольно взоры хозяев были устремлены на эту русскую студентку. «Идиот, ничего умнее не мог придумать, — мысленно обругала Эльза Вебера и обернулась к Шредеру, который предлагал Наташе то одно, то другое блюдо, предлагал фрукты. — Этот старый ловелас готов упасть перед ней на колени. Да и мой милый Петер не спускает глаз с этой девчонки».
Но среди присутствующих был еще один человек, который не спускал глаз с «этой девчонки». Этим человеком был полковник Берендт. Он пристально смотрел в глаза Наташе и думал про себя: «Интересно, откуда появилась здесь эта птичка?..»
Наташа чувствовала себя неловко. Она видела, как недоброжелательно смотрит на нее рыжеволосая немка, как сверлит ее глазами толстый полковник. Нет, конечно, она сделала ошибку, что согласилась пойти сюда. И все этот проклятый Вебер. Пристал как с ножом к горлу: «Вы должны, вы обязаны. Если не согласитесь, вами останутся недовольны…» Как будто она, Наташа, всю жизнь только и мечтала о том, чтобы эти сволочи остались ею довольны. Вебер был так настойчив, что даже мать, которая больше всех боялась за нее, и та сказала: «Лучше будет, если ты все же пойдешь, дочка…»
Генерал Мизенбах заметил, что русская девушка даже не пригубила свой бокал.
— Что делает время с человеком! Генерал Шредер, вы плохо ухаживаете за нашей гостьей. Она же ничего не пьет.
Шредер развел руками.
— Увы. Вынужден признаться, что мои чары на нее не действуют.
— Зато ее чары, кажется, на вас очень даже действуют, — кольнула начальника штаба Эльза и демонстративно вышла из-за стола.
Но ее слова словно и не были услышаны.
— Господа, давайте попросим фройляйн Наташу спеть нам, а? — предложил Шредер.
— Просим! — закричали и зааплодировали мужчины.
Наташа побледнела. Оказывается, еще и петь надо этим пьяным, ненавистным ей людям.
— Я не могу… Я не умею… — тихо проговорила она.
— Это неправда, — подал свой голос Берендт, вытирая салфеткой замасленные подбородок и руки.
— Спойте, Наташа, — попросил Вебер. — Я прошу вас.
«Боже мой, как же я буду петь, если слушать меня будут враги, если так сильно бьется сердце?» Наташа и сама не знала, почему так тревожно на душе. У нее было такое ощущение, — как будто вот-вот должно было случиться несчастье. Откуда, с какой стороны нагрянет это несчастье, она не знала, но чувствовала, что оно где-то здесь, близко. «А разве может быть более худшее несчастье, чем то, которое уже случилось, — фашисты здесь, под Москвой, а я, русская девушка, комсомолка, сижу среди этих людей, да еще должна развлекать их своими песнями».
Однако она видела, что дальше медлить было нельзя. Наташа вышла из-за стола, прислонилась спиной к стене я неуверенным, дрожащим голосом запела первое, что пришло ей на ум:
