Уже засыпая, Олег думал: «Э-эх, не выдержал все-таки. И доктора ни за что оскорбил. Теперь она обязательно скажет дяде Саше».
Проснулся Олег только на следующий день, к обеду. Он еще лежал с закрытыми глазами, но чувствовал, что возле него кто-то сидит. «Наверное, доктор… — подумал он и решил не открывать глаз, притвориться спящим. — Как же я на нее смотреть буду!» Но вскоре не выдержал и сквозь узенькие щелочки приоткрытых век посмотрел — это был Кожин. Он сидел у кровати и смотрел в осунувшееся и повзрослевшее лицо Олега, на белый, слепящий глаза клок волос на голове мальчика.
— Дядя Саша, это вы? — обрадованно спросил Олег. — А я думал…
— «Думал»… Что же это ты, брат, так нехорошо ведешь себя? Люди тебе помощь оказывают, а ты их фашистами обзываешь.
— Я больше не буду так, дядя Саша… Я попрошу прощения.
— Вот и хорошо. Как нога? Хорошо?.. Теперь рассказывай, что с тобой было.
Олег стал рассказывать о том, как погибла его мать и как он, Олег, поклялся отомстить за нее. Как, увидев Кожина во дворе у Наташи, хотел с ним ускакать на фронт, чтобы вместе бить фрицев, но… оказалось, что тот поскакал совсем не навстречу им, а на восток… Он подумал, что немцы не будут остановлены, что они дойдут до самой Москвы. А потом он узнал, что гитлеровцев все-таки задержали за рекой… Рассказав историю с бараком, он закончил:
— И вот, когда барак загорелся, я крикнул Мишке, чтобы он уходил вместе с теми ребятами, какие за воротами стояли… А я гранаты стал швырять в окна. Из четырех — четыре попадания. Вот честное пионерское! Четыре окна высадил. Стекла все — вдребезги, гранаты падали в барак и рвались… Ну, а потом побежал… Да не получилось у меня. Поймали. Нога в яму попала. А если бы не это — только б они меня и видели. Слабо им догнать меня. Вы же знаете, как я бегаю.
— Знаю. А что было дальше?
— Привели к самому главному ихнему генералу. Важный такой, в очках. Не верите?
— Верю. Говори.
— Там не один этот генерал был. Еще были генералы, Ужинали они, что ли? На столе — всякие закуски, вино… И вот тут…
— Что?
— Тут я увидел Наташу.
У Кожина сжалось сердце.
— Да вы не хмурьтесь, дядя Саша, ее туда Вебер привел — квартирант. Она хорошая. Она еще больше, чем я, не любит немцев. Но она же девчонка, что она может им сделать? Они ее и переводчицей чуть не насильно заставили работать. Я знаю.
— А Хмелев говорит…
— Так дядя Женя ничего о ней не знает. Он слышал, что она бывает на допросах русских пленных, и все. И о том, как она попала на вечер к немецкому генералу, он тоже ничего не знал. Я ему сказал об этом. А потом к ней приходила Клава. Она — партизанка. Я через дверь слышал, как она говорила Наташе о партизанах. Наташа от меня скрывала все это. Маленьким считала. А я сам слышал их разговор. Только этой ночью, когда мы сидели у Мишки, она сказала, что к ней приходил Шмелев…
— Какой Шмелев? Митрич?! — обрадовался Кожин.
— Ага. Тот, которого вы приняли в отряд. Он еще бригадиром был, когда мы окопы рыли…
— Ну, ну? — торопил его Кожин. — Как он попал к Наташе?
— Из отряда.
— Из какого отряда? Из нашего? — переспросил Александр.
Олег удивленно вытаращил глаза.
— Ну конечно. А из какого же еще?
У Кожина гора свалилась с плеч. «Ну, значит, цел отряд!» — радостно подумал он и, повернувшись к брезентовой двери, закричал:
— Ни-на-а-а!
В палатку вбежала военфельдшер Светлова.
— Что случилось? Ему плохо?.. — глядя на Олега, спросила она.
— Плохо-о? Наоборот, Нина. Все наоборот! Звони Воронову. Пусть быстрее идет сюда.
— Да он здесь. С ранеными разговаривает.
— Давай его сюда. Скорей!
Но Иван Антонович уже сам входил в палатку.
— Что тут стряслось у вас?
— Пляши, комиссар. Сейчас же пляши! Нашелся твой отряд.
— Кто сказал? — спросил Воронов.
— Да вот… — указал Кожин на мальчика. — Пришел с такими вестями и молчит. Оказывается, в город к Наташе из отряда приходил Шмелев.
— Где же сейчас отряд?
— Точно не знаю. Раньше был в Горелом лесу, — сказал Олег.
— В Горелом? Значит, это его осаждали гитлеровцы?
— Ага. Но теперь фашистам слабо. К отряду на помощь пришли партизаны. Они вместе бились против карателей и, прорвавшись, все ушли в другой лес, за Сосновку.
— Ну, спасибо, брат, спасибо. Ты даже сам не понимаешь, какую ты нам радость принес, — сказал комиссар. — Надо срочно попытаться наладить с ними связь.
— Обязательно, — согласился Александр. — Скажи, Олег, а больше тебе ничего не говорила Наташа?
— А как же! Я об этом и хотел рассказать вчера, а вы меня отправили сюда. Наташа сказала, что ровно через пять дней… шестнадцатого числа немцы начнут большое наступление на Москву.
— Шестнадцатого?! Что же ты молчал? Это же самое главное!
— Откуда она узнала об этом? — спросил Воронов.
— Не знаю. Но она сказала, что это точно. Что шестнадцатого ноября немцы начнут новое наступление.
Теперь Кожину все стало ясно. Значит, Наташа неспроста пошла работать к немцам. Пошла не потому, что ее заставили. «А Хмелев думает, что она предала нас, перешла на сторону гитлеровцев. Чудак», — подумал Кожин и быстро поднялся с места, заторопился.
— Я должен немедленно ехать к командиру дивизии, Иван Антоныч. Надо с глазу на глаз сообщить ему данные, переданные Наташей, — сказал Александр и двинулся к выходу. У самой двери он вдруг остановился, обернулся к Олегу и спросил: — Ты говорил об этом еще кому-нибудь?
— Никому. Что же я, маленький, не понимаю? — обиделся мальчик.
15
Сведения о готовящемся новом немецком наступлении, полученные Кожиным от Ермаковой, подтвердились. Армейская и фронтовая разведка, внимательно следившая за действиями противника, еще в начале ноября заметила, что гитлеровское командование лихорадочно перегруппировывает свои силы и подтягивает к фронту резервы. Четырнадцатого ноября Военный совет Западного фронта предупредил командующих армиями о возможном переходе противника в новое наступление на Москву.
Через два дня немецкие армии перешли в наступление. Почти до конца ноября шла ожесточенная битва у стен Москвы.
На севере Красная Армия оставила Клин, Солнечногорск, Красную Поляну. На юге немецкие танки прорвались к окраине Каширы.
Казалось, что уже никакая сила не может остановить врага, и все-таки он был остановлен…
На некоторых участках фронта, особенно в центре, где действовала армия генерала Громова, наступило короткое затишье, Громов нервничал. Особенно встревожило его сообщение Полозова о том, что
