месте! Даже сейчас этот земляной бастион возвышался над нашей дорогой на метр-полтора, а над окрестными полями на все пять-шесть метров. Остатки насыпных стен сейчас были укреплены мешками с грунтом, а у древних бойниц выкопаны одиночные окопы. Как раз на наших глазах пара мотострелков старательно тыкала минным щупом в дно окопа, проверяя его безопасность. Ведь за ночь здесь может произойти всё, что вражьей душе будет угодно… Приданная для усиления дозора БМП-1 стояла в самом центре бастиона — по середине небольшой ровной площадки, откуда просматривалась вся округа…
Ещё один взмах руки старшего дозорного и мы помчались дальше. Только через несколько километров мы повстречали на пути третий блокпост, начальник которого по-дружески порекомендовал нам не ехать дальше, а просто свернуть направо…
— Если вам нужен штаб бригады, то вам туда! А если в Шали, то прямо… Но не советую… Туда только наша артиллерия иногда суётся… А мы не хотим…
Мы посмеялись над немудрёным юмором пехотного старлея и свернули вправо на другую грунтовую дорогу, которая была гораздо уже прежней… И после крутого разворота нашей БМП на одной гусенице мы притормозили…
— Странная какая-то «единичка»… — проворчал Иваныч. — Наша или нет?..
Слева начинался бетонный забор птицефабрики и на самом его углу затаилась «разутая» БМП-1, у которой полностью отсутствовали гусеницы. Башенного пулемёта ПКТ тоже не было, но 73-хмиллиметровая гладкоствольная пушка в угрожающе горизонтальном положении целилась в пустое поле…
— Это чеченская БМПешка! — предположил я. — Десантные люки открыты уже давно. Людей нет.
— Всё может быть. — ответил Иваныч. — Даже следов нет!
Вокруг затаившейся «единички» не было видно ни остатков дежурного костра, ни каких-либо других примет людского пребывания. Прямых попаданий во вражескую боевую машину тоже не было, но её бесхозный вид явственно указывал на принадлежность к силам неприятеля. Бортовой номер отсутствовал. Но и враждебная символика в виде одинокого волка здесь тоже не наблюдалась…
— Точно чеченская! Притащили её сюда на тросе и поставили в засаде. Гусениц нет — значит, экипаж будет стоять насмерть. Но наводчик-оператор очень хотел жить и поэтому очень быстро смылся… Или же наши войска сюда пришли с другого направления!.. Короче!.. Поехали, Краснов!
Энергичный Пудановский приказ заставил нашу боевую машину так рвануться в карьер, что мы сильно качнулись назад. Но эта особенность поездок на БМПешках нам уже была привычна. И дальше всё шло в привычном русле. Через километр бетонный забор слева закончился и наша колонна выехала в чисто поле. Впереди уже виднелись все опознавательные признаки российского военного присутствия: боевая техника, грузовые автомобили, КУНГи связистов и всякие антенны, многочисленные и разномастные палатки, ну, и естественно землянки с дымящимися трубами. На КПП наш маршрут подкорректировали ещё точнее и мы подъехали в-аккурат к расположению разведроты 166-ой мотострелковой бригады.
Встречать нас вышло несколько офицеров, среди которых чрезвычайно выделялся высоким ростом и особой статью настоящий «красавец-мужчина» не очень-то и средних лет. Принято считать, что именно по таким сходят с ума женщины, а художники и скульпторы тем более… Если он отказывался им позировать в военной форме для создания образа по-настоящему российского офицера…
Этим «красавцем-мужчиной» был начальник разведки 166-ой бригады и именно к нему первому подошёл наш оперативно-пронырливый босс. Ведь у старшего лейтенанта Гарина было особое чутьё безошибочно определять начальство любого уровня. Но на фоне рослой и атлетической фигуры начальника разведки наш Стасюга выглядел не очень презентабельно… Я даже вздохнул от той мысли, что такой высококлассный эталон российского офицера прозябает в этой пехотной бригаде, тогда как он очень отлично смотрелся бы в рядах нашей 22-ой бригады спецназа… И у бравого майора Кунаева появился бы достойный напарник по торжественному выносу Боевого Знамени части…
Но сейчас у нас было много других дел и в поддержку Стаса уже выдвинулись майор Пуданов и капитан Скрёхин. Затем я не выдержал и тоже подошёл к бурно дискуссирующим офицерам. Хлебосольные хозяева предлагали нам разместиться в одной половине палатки разведроты. Гарин не возражал, но майору Пуданову это предложение не пришлось по его вкусу…
— Спасибо, конечно! — возражал он. — Но в другой половине ваши бойцы будут жить! А у меня тут имущества на миллионы!.. Мы уж лучше свою палаточку поставим и станем жить отдельно.
В принципе командир роты был прав и я его всячески в этом поддерживал. Пусть и молча, но зато своим непосредственным присутствием. Что сейчас было крайне важно! Так как покладистый капитан Скрёхин отвечал только лишь за две свои радиостанции с запасными батареями, всё время молчащий лейтенант Волженко — за несколько мин и подрывную машинку, а словоохотливый старлей Стасюга был материально ответственен всего-навсего за свою командирскую сумку с единственной топокартой… Всё же остальное имущество двух групп висело на майоре Пуданове и мне. Уж лучше мы будем жить в малой палатке на мёрзлой земле и топить постоянно печку дефицитными дровами, зато ничто у нас не пропадет и из моего офицерского денежного содержания начфин будет удерживать только 25 процентов на алименты и столько же за лейтенантскую ссуду. Зарплата же Иваныча доставалась ему целиком и полностью, но наверняка он тоже не хотел расплачиваться ею за промотанный солдатами прицел или бинокль… Про оружие и думать-то было страшно…
Поэтому наши позиции оставались непобедимыми для их словесного натиска и, слегка обидевшись, хозяева всё-таки с нами согласились. Нам выделили место в пятидесяти метрах от палатки разведроты и работа закипела…
Из нашего Урала сперва выгрузили деревянные и металлические колья, верёвки, а затем и саму палатку. По моему приказу её установкой занялись старослужащие солдаты, которым уже не один раз приходилось это делать. Молодёжь продолжила выгрузку остального имущества. Сержант Бычков, руководивший ими, получил дополнительно моё поручение разыскать и держать под своим контролем мой командирский ящик с «Квакером», ночным прицелом, источником питания и зарядными устройствами.
Сам же я приступил к непосредственной сборке палатки, в которой нам предстояло прожить десять коротких зимних дней и столько же очень уж долгих и холодных декабрьских ночей. Это наше временное брезентовое жилище должно было создать вполне приемлимые условия для нашего бодрствования и тем более ночлега. А поскольку весь этот военный комфорт и даже уют очень зависели от высокого качества сборки армейской палатки, то этот процесс следовало осуществить на высочайшем уровне и под бдительным контролем командиров.
Сначала мы разыскали и состыковали две половинки осевого кола, который был в два раза длиннее обычных. Затем его металлический шпиль был изнутри вдет в отверстие в центре четырёхскатной крыши, и двое солдат, поднырнув под брезентовое полотнище, установили этот длиннющий кол в вертикальном положении. Другие бойцы тоже подлезли под стенки и вдели свои деревянные колья в соответствующие отверстия по всему периметру палатки. Таким образом наше временное жилище обрело более или менее узнаваемые очертания. Правда, все деревянные колы сейчас придерживались крепкими солдатскими руками.
На следующем этапе все действия были чуть попроще. На торчащие из-под брезента кончики деревянных кольев накинули верхние петли верёвок, которые затем растянули во все стороны. Теперь можно было приступать к окончательному закреплению достигнутых результатов. Сперва верёвки с угловых кольев натянули по диагонали и в двух-трёх метрах от углов палатки в землю вбили металлические колья. Затем на торчавшие из мёрзлого грунта уголки накинули нижние концы распорных верёвок, которые тут же затянули как можно сильнее. Теперь наша палатка могла стоять без помощи людских рук. Внутри неё осталось только двое солдат, которые должны были поправлять и выравнивать деревянные колья строго по вертикали. Остальные бойцы выбрались наружу и сразу же принялись доделывать оставшуюся работу.
Сейчас следовало закрепить колья боковых стенок и обоих входных тамбуров. Работали бойцы попарно: один натягивал верёвку, уже накинутую на деревянный кол, а другой старательно забивал в твёрдую землю коротенький металлический уголок, чтобы затем закрепить на нём нижний конец всё той же верёвки. Соответственно на каждый деревянный кол приходился один металлический. Минут через двадцать все уголки были вбиты в промёрзший грунт, все деревянные колья выровнены изнутри, все верёвки натянуты… Но для придания палатке ещё большей устойчивости, нам надо было одновременно затянуть все верёвки. Это следовало сделать одним дружным рывком и поэтому здесь к дембелям присоединились
