кроватями!
Возмущенное недовольство майора Пуданова, особенно его последняя фраза, самым натуральным образом озадачили хворающих старичков, которых ранее никто и никогда не тревожил по таким пустякам.
— Чего-чего не хватает? — С театральным усилием оторвал свою голову от подушки чахнущий здоровячёк с лицом, раскрасневшимся, наверняка от пышущего внутри недуга.
«Об такую красную рожу да хоть сигареты прикуривай…»- вспомнил я древнюю армейскую поговорку.
Его тщательно изображаемая симуляция в купе с тонким срывающимся на басок голоском рассмешили и Пуданова и меня, а также вызвали улыбки у прочих дембелей.
— А ты-то чего встрепенулся? тебе же нельзя волноваться! Опять ведь рахит или ветрянка подкосят!.. — сказал я с откровенным смехом.
— Чего? — повторил старый ветеран, но уже совершенно другим, более угрожающим тоном.
Ведь из всех «болеющих» именно он обладал самой мощной комплекцией.
— Да ну его! он и так уже опух… От голода! — также не удержался от подковырки Пуданов. — Ничего… Я скоро тебе доп паёк выдам! целую банку тушёнки… Подарок от Деда Мороза на Старый Новый Год. Вот наешься!..
Хотя на дворе стоял поздний ноябрь и до обещанного праздничного угощения оставалось почти два месяца, однако слова ротного произнесённые с дружески-тёплой интонацией произвели чудесно- оздоравливающий эффект практически моментально. Надолго прикованный к постели армейский доходяга прямо на наших глазах стал наливаться силой и здоровьем, отчего на его физиономии мучительными гримасами отображалась напряжённая внутренняя борьба опытного воина с проклятущей болезнью… И пока командиры пропесочивали следующую жертву воспаления хитрости, самоисцелившемуся детине окончательно-таки удалось одолеть не только свою хворь, но и всегда побеждающую бойца силу земного притяжения к родной кровати. К нему уже вернулись манеры полностью излечившегося солдата, неудержимо рвущегося обратно на фронт в свою и только свою войсковую часть… Вот уже и одеяло победно откинуто в сторону, корпус уверенно держит вертикаль, обе ступни мощно вдавлены в тесную обувку, крепчающие с каждой секундой пальцы ловко орудуют вырывающимися шнурками, заматеревшая шейка прочно держит головку, с которой даже и не пытается слететь военная шапка тире ушанка…
Ну, разумеется и в голосе воскрешаются бодрость, энергичность, а то и наглость.
— Нет товарищ майор! вы эту тушёнку лучше сами… Скушайте! а я не хочу! проворчал как выяснилось, действительно верзила. — С таким вашим отношением побыстрей бы уж отмучиться и свалить куда угодно!ведь любого же достанете…
Демонстративно-вызывающее поведение недавнего чахлика мне очень не понравилось и это безобразие следовало пресечь незамедлительно.
— Стоять! — приказал я нахалу, который одевая на ходу бушлат пошёл к выходу.
Тот обернулся:
Чего ещё?
— Хрен через плечё! ко мне! спокойным тоном произнёс я.
— Да я в туалет иду! повысил громкость солдат.
Таких идиотских отговорок я слышал уже немало и потому отнёсся к этому весьма равнодушно:
— Перетерпишь! Ко мне, я сказал!
Старослужащий нехотя подошел ко мне и молча уставился, как парнокопытный дружок на новые ворота.
— Ну, и что дальше? — жёстко поинтересовался я у него. — Наверное, свою пакшу[15] надо приложить к черепу и что-то промямлить?
Со второго раза к рослому бойцу возвратились и строевая стойка, и привычка отдавать старшим воинское приветствие и даже позабытые слова о том, что он — рядовой с такой-то фамилией прибыл ко мне именно по моему приказанию.
— Неплохо для начала… — скептически похвалил его я. — А кроватку твою кто будет заправлять?
Дедушка попытался было закосить обратно под немощного больного, причём, с явно перенапряжённым мочевым пузырём, но затем всё-таки уступил моим «устным уговорам» и стал приводить своё вместительное ложе в уставное состояние. В этот момент ко мне подоспел и Александр Иванович, успевший обзавестись ротной Книгой записи больных.
— Гаврилович! А ты почему сюда не внесён в качестве страдающего от болячек?
Тот на секунду оторвался от своего занятия.
— Не успел я, товарищ майор!
Его ответ абсолютно не порадовал командира роты, который тут же стал загибать свои счётные пальчики.
— Симуляция — раз! Нарушение порядка в спальном помещении — два! Грубость и пререкания с командирами — три! А ну-ка, покажи мне свой подворотничок… Ясно! И нарушение формы одежды — четыре… Так и запишем…
Гаврилович подскочил поближе и заглянул в бумагу, на которой черкал свои плюсики Пуданов. От увиденного изобилия штрафов напротив соответствующей фамилии, её обладатель взвился, как подстреленный горный орел.
— Да вы что, товарищ майор? Совсем уже?…
Ну, а это уже являлось откровенным оскорблением командирского состава опухшим от безделья дембелем, на что я отреагировал простым деловым предложением.
— Александр Иванович! На мой независимый взгляд, данному экземпляру нужно бы объявить трое суток отдыха в отдельном помещении.
Майор Пуданов скорее всего пришёл к такому же выводу и поэтому сразу же перестал разводить чайные церемонии с недостойными этого личностями.
— Рядовой Гаврилович! Как командир роты, я объявляю вам трое суток ареста с пребыванием на гауптвахте. Идите и готовьтесь…
— За что? — пуще прежнего закричал дед. — Я же ничего не сделал…
Но ротный был сух и краток:
— У вас будет время подумать. За что вы наказаны. Вперёд!
Распсиховавшийся старослужащий быстрым шагом направился к выходу из палатки, вполголоса бурча невнятные фразы. Уже снаружи он разразился громкой нецензурной бранью по всем направлениям и адресатам.
Хоть я и Пуданов не попали в их число, но мы тем не менее слышали эту грязную ругань, из чего явственно следовало то, что раз бойчила не постеснялся довести своё негодование и до наших ушей, значит и наши скромные персоны пусть косвенно, но всё-таки подпадали под этот гнусный поток мата.
— Предупредишь Гавриловича, что я ему накидываю дополнительно ещё трое суток… За нецензурные выражения на территории подразделения.
Дежурный по роте понимающе кивнул головой и тут же бросился выполнять приказание товарища майора.
— Ну, а у тебя-то что, Рубцов? — обратился Пуданов к самому стойкому больному, который не валялся в кровати, а сидел рядом с раскалённой печью.
— Ноги болят, товарищ… — начал он отвечать, но внезапно закашлялся.
Мы подождали, пока он не сможет вновь говорить, чтобы выслушать и его собственный диагноз.
— Этой зимой застудил я их сильно. Ломят очень. Ходить больно. — объяснил он, показывая на свои ступни в шерстяных носках и в солдатских тапочках. — Ходил в санчасть уже много раз. Дают мази какие-то, а они не помогают.
— А в госпиталь тебя отправляли? — спросил Пуданов.
В данном конкретном случае было ясно то, что этот дембель не врёт, но и держать его в роте в качестве официально признанного больного тоже не следовало, чтобы он не подавал пример другим страждущим покоя и тепла.
