— Дня не прошло, как ты, Саня, человека убил. Каково тебе, а?
— Я об этом не думаю, Рома. Я думаю о другом: дня не прошло, как меня тихо и деловито хотели убить.
— Наверное, так и надо, — согласился Казарян и затормозил у Галочкиного подъезда.
— Нас здесь муж на засечет? — забеспокоился Смирнов.
— Я же тебе сказал — гений.
Из подъезда выпорхнула небрежно-спортивная молодая Галочка, подбежала к машине, заглянула в салон, улыбнулась очаровательно и приветствовала:
— Здорово, отцы!
— Привет, дочурочка, — отозвался Смирнов, а Казарян назидательно укорил:
— Отцам про то, что они тебе в отцы годятся, неприятно слушать, мадам.
— Вы отцы-молодцы! — пояснила Галочка, усаживаясь рядом с Казаряном. До этого понятливый Смирнов, нарочито кряхтя, перебрался на заднее сиденье. Перебрался и подтвердил:
— Эге!
Галочка молниеносно поцеловала Казаряна в щеку, и тот неохотно смирился:
— Не очень вдохновляет, но приемлемо.
— Крути, Гаврила! — приказал Смирнов.
— Опять по Ярославке? — обеспокоенно спросила Галя, на светофорах ВДНХ вспомнив позавчерашнюю поездку в Болшево.
— Но не туда, — успокоил ее Смирнов. — На этот раз прямо.
За Кольцевой, у Тайнинки, Казарян приткнулся к обочине и разрешил:
— Вези нас, Галочка.
Только перевалило за полдень. За город ехать уже поздно, а в Москву возвращаться рано. Не шоссе — автодром. Галочка с удовольствием пересела к баранке, подогнала под себя кресло и, повернув ключ, посоветовала:
— А теперь покрепче держитесь!
— До Тарасовки не очень-то, — предупредил Казарян.
— Знаем, знаем, — успокоила его Галочка и с ходу перешла в первый ряд.
На спидометре было сто двадцать. Хорошо!
Через десять минут Казарян распорядился:
— Сейчас направо.
Направо так направо. По более узкой дороге 'восьмерка' катила медленнее. Вдоль бесконечного забора начальнических дач.
— Чьи? — спросил Смирнов.
— Моссоветовские, — ответил всезнающий Казарян. Он опустил свое стекло, Смирнов — свое, и теплый ветер прилетел в машину. Гулял как хотел: ласково бил по глазам, поднимал волосы, щекоча теплом, забирался под рубахи. Открыв левый глаз, Казарян приказал:
— Теперь налево.
Галочка послушно повернула налево, в пробитую сквозь густой ельник асфальтированную просеку. Тотчас скомандовал Смирнов:
— Остановись, Галя.
— Одни начальники кругом! — посетовала Галя, прижалась к кювету и остановилась.
Казарян и Смирнов выбрались на обочину.
— Проверяешься, Саня?
— Береженого бог бережет.
Подождали три минуты. За это время мимо них проследовала лишь доисторическая 'Победа', набитая детьми.
Вышли напрямую к Кержачу. Не доезжая до Кержача верст пятнадцать, они увидели дачный поселок на берегу скудной речушки. Дачный — слишком громко сказано. Садово-огородные, или, как их величал Смирнов, навозно-гнойные участки института, где преподавала Варвара. Проехали мимо деревни, проскочили мостик и осторожно вкатили в поселок. Ну а домики ничего. Интеллигентные садовники- огородники, утомленные педагогической деятельностью, здесь трудились с энтузиазмом с понаставили ряды нарядных нерусских миниатюрных коттеджей. Игрушечный швейцарский кантон Ури.
— Нам вон к той, — указал на единственную в стиле 'рюс' дачку Казарян. Шикарно тормознули у ее калитки. Их встречали как в деревне: все семейство у забора. Алик в шортах, Варвара в шортах, и Ксюшка без порток.
— Милости просим, — пропела Варвара и, работая под крестьянку, низко поклонилась.
— Гость — говно, не бывал давно, — бабкиным присловьем отметил факт прибытия друзей Алик. А Ксюшка ничего не сказала. Пускала пузыри и беззвучно хохотала.
Занесли казаряновскую сумку в дом и пошли играть в футбол за околицу. Команда прибывших против команды местных. На опушке отметили ворота, в которые встали Варвара (за команду местные) и бесполезный в поле хромой Смирнов (за команду прибывших). Ксюшка пока за основной состав не могла выступать, ее застегнули в сидячей коляске, а в напарники Алику был приглашен соседский десятилетний разбойник. Поначалу все было на равных, и прибывшие даже открыли счет: совершенно неожиданно для себя Галочка забила мяч в ворота Варвары, но Казарян не забивал, а Смирнов пропускал.
— Все, не могу, смирился с поражением Казарян и лег на траву.
— Ура! — заорал десятилетний разбойник и закривлялся в восторге.
— Пойду что-нибудь пожрать приготовлю, — горестно определила свою незавидную женскую обязанность Варвара и покатила коляску с Ксюшкой к дому.
— Я вам помогу, Варвара Викторовна, — вежливо напросилась ей в помощницы Галочка и направилась вслед за ней. Разбойник постоял, постоял, было неинтересно — и отправился неизвестно куда искать интересное. Трое лежали на траве.
— Что случилось, ребята? — спросил Алик.
Ему рассказали, что случилось.
— Сурово, — понял, как обстоят дела, Алик.
— Это все у вас на квартире произошло, так я сразу вот к тебе и кинулся. Виниться, — отнюдь не виновато пояснил появление их компании на даче Смирнов.
— Иди ты! — вяло отмахнулся Алик. — Главное, чтобы тебя не кокнули. Что будем делать, Рома?
— Для начала ни под каким видом не оставлять его одного, откликнулся Казарян. — С ним всегда или я, или ты.
— Вы мне пока не нужны.
— Зато ты нам пока нужен. И потом тоже, — немедленно срезал Смирнова Алик.
— Ребята, мне необходимо вызвать их огонь на себя. А откроют они его только по мне одному. Такая вот альтернатива.
— Ты там, у моря, что, словарь иностранных слов изучаешь? полюбопытствовал Казарян.
— Началось, — Смирнов пошарил руками вокруг — искал палку, — нашел, поднялся. — Меня, пацаны, интересует сейчас один вопрос: каким образом покойник столь свободно ориентировался в твоей, Алик, абсолютно темной квартире?
— Скорее всего они навестили квартиру днем, в твое отсутствие, предположил Казарян.
— Все может быть, — без энтузиазма согласился Смирнов, а Алик оскорбленно заметил:
— Так уж и навестили! У меня замки западногерманские, с секретом…
— Хи-хи, — прокомментировал это заявление Казарян.
— Что — 'хи-хи'? — злобно вопросил Алик.
— 'Хи-хи' — это, мой друг, означает, что для такой команды, которая там орудовала, твой западногерманский замок — и хиханьки, и хаханьки. Я понятно излагаю? — Казарян тоже встал и потянулся: после футбола нетренированные мышцы затекли. Алик спросил снизу, с травы:
— Ребята, а дубинка эта где?
Казарян подошел к своей куртке, временно изображавшей стойку футбольных ворот, поднял ее, нашарил в кармане дубинку и кинул ее Алику. Тот поймал ее и, рассматривая, ликовал, как дитя:
