– Понятно. А вот сок грейпфрут-апельсин ты любишь? – спросила Катя, извлекая из холодильника упаковку сока.
– Нет, грейпфрутовый? Бр-р-р, гадость, у него привкус, как хина, горький.
– Привкус? – Катя осторожно поставила упаковку на стол. – Уголок срезан. Сок пили, выпили примерно стакан. Посмотри в мусорном ведре – отрезанный уголок от пакета там?
– Тут, – Колосов заглянул в мусорное ведро под раковиной.
– Значит, сок открыли здесь. Я, например, тоже часто по утрам сок пью. Особенно в такую жару.
– Что ты мне этим хочешь сказать?
– Я звонила Заварзиной. Она назвала время: 7–7.30 утра, когда яд попал в желудок Воробьевой. Остальные продукты в холодильнике не тронуты. И потом, кроме сока, тут больше нет ничего открытого.
– Значит, изымаем сок, бутылку из-под вина и немытую посуду, особенно чашки. – Колосов внимательно осмотрел коробку сока, затем нагнулся и начал ощупывать пальцами глянцевую картонную поверхность. – Вроде что-то шершавое, но без экспертизы… Я сейчас это упакую. Сегодня же отвезу все это Заварзиной, она допоздна в лаборатории сидит. Слушай, Катя, а правда про нее говорят, что она старая дева?
– Это тебе лучше знать, вы такими делами все особенно интересуетесь, – ядовито сказала Катя, – я Заварзиной утром позвоню.
Утром она первым делом позвонила в экспертно-криминалистическое управление.
– Следы таллиума сульфата в соке, – сухо сказала Заварзина, – а на коробке обнаружен след от укола шприца. Место укола затем смазано клеем «Момент».
– А отпечатки пальцев на коробке? – быстро спросила Катя.
– Ваши с Колосовым и самой Воробьевой. И еще следы мыла.
– Мыла?
– Думаю, что после того как была проделана операция со шприцем – только так концентрат таллиума мог попасть в запечатанный пакет, коробку тщательно вымыли с мылом. Кто-то пытался уничтожить все следы. А уж потом до нее дотрагивалась Воробьева. Катя, – Заварзина явно нервничала, что бывало с ней очень редко, – как же поступили с этим рестораном? Его закрыли или нет?
– Колосов сказал: временно закрыли до выяснения. Там будет опергруппа работать. Опрашивать персонал – поступал ли в ресторан грейпфрутовый сок и какой марки. Принесла ли его Воробьева домой из ресторана или в магазине где-то купила. Если окажется, что она приобрела его в магазине и в ресторан такой сок не поступал, не останется оснований держать это заведение закрытым, потому что…
– Я бы у них вообще лицензию отобрала, – жестко сказала Заварзина. – Ну а мотив? Мотивы всех этих убийств Колосов прояснил?
Глава 16
Прошлогодний журнал мод на футбольном поле
Была суббота. Солнечный тихий день.
– Я должна бороться. Мне ничего не останется – только бороться, – сказала Марья Захаровна Потехина.
Они с Иваном Григорьевичем Поляковым сидели на пустой трибуне стадиона на спортивно- тренировочной базе в подмосковном Новогорске. Перед ними расстилалось футбольное поле. Трава на нем была желтой, сожженной солнцем. На поле бегали футболисты. Кто-то гонял мяч, кто-то отжимался лежа, кто-то отдыхал, вытирая пот махровым полотенцем. Потехина напряженно и нежно следила только за одной фигурой на поле – за своим старшим сыном Глебом. В паре с другим игроком он отрабатывал пас мячом.
– Вот ради него и ради Борьки должна бороться, – сказала Потехина, – только началось все, а сил словно уж и нет.
– Тебе это так кажется, Маша, – мягко сказал Поляков. Он был одет по-спортивному – в белые джинсы и черную футболку «Пума», но молодежная эта одежда – кроссовки, бейсболка —только подчеркивала его морщины и возраст, – мы все будем бороться, это наше общее дело. И мы, Маша, все на твоей стороне – ты это знай. Будем вместе ходить по инстанциям, будем добиваться. Сейчас не то время, чтобы вот так просто, безнаказанно можно было порушить чужой бизнес из-за каких-то сомнительных подозрений.
– Но они вчера привезли и показали мне оба заключения экспертизы, – тревожно сказала Потехина, – и по Студневу, и по Лене. Иван, они ведь были действительно отравлены! Милиция в этом нисколько не сомневается.
– Но у них нет и не было никаких доказательств, чтобы утверждать, что это произошло именно у нас в ресторане, – возразил Поляков. – Как у них язык повернулся такое заявить, как они выдумать такое могли? Маша, дорогая, это, конечно, ужасная трагедия, и мы все скорбим, особенно о Лене Воробьевой, но ведь это… это могло произойти с ними где угодно. Почему же они взялись за нас? За что же они хотят уничтожить ресторан?
– А что насчет этого проклятого сока? – спросила Потехина.
– Ну что? Милиция снова приезжала, допрашивала нас. Что мы им могли ответить, кроме правды? Все ведь в ресторане знали – Воробьева действительно предпочитала всем другим грейпфрутовый сок. Сколько раз Льва Львовича просила выжать ей на соковыжималке свежий. Иногда брала упаковки из нашего холодильника на кухне, уносила домой. Особенно когда в ночную работала.
– Ты видел, что она у меня ворует, и молчал?
– Маша, милая, это же такая мелочь! О чем ты говоришь? – Поляков сунул в рот сухую травинку. – И потом, девочка была в том возрасте, когда всегда что-то хочется – есть, пить, покупать. Это время желаний, Маша. Я, когда молодой был, еще когда до училища грузчиком работал, – я ведь вечно голодный был как троглодит. А потом, насчет этого сока – они, милиция, при мне ходили в соседний с нашим рестораном продуктовый магазин. Ну, который «24 часа» называется, круглосуточный. Так там тот же самый
