Поляков молчал. Он аккуратно вылил взбитую смесь в фаянсовую миску, добавил соли, паприки, кориандра. Затем открыл емкость с тмином. Приправа арисса всегда готовилась им впрок. Как старое вино, она должна была быть выдержанной и крепкой.
– Так это Марья Захаровна сказала насчет открытия? – повторил Сайко. Он все колдовал над своим сиропом, упорно не поворачиваясь к шеф-повару лицом. – Что, уже уладили проблему? Взятку сунула, чтобы отстали?
– Лева, вы хоть изредка думаете, прежде чем говорите? – спросил Поляков.
– А что я такого крамольного сказал? У нас проблемы. А без денег сейчас проблем не решишь. Отсюда вывод – раз проблема улажена, то, значит… – Сайко элегантным жестом снял сотейник с огня. – М-да, попали мы в переплет… А, Иван Григорьевич?
– Что? – Поляков осторожно добавлял в свою смесь тмин.
– Попали мы в переплет. Никак я такого не ожидал. Два убийства! – Сайко медленно повернулся. Голубые глаза его пристально, не мигая, смотрели на Полякова. – Надолго нам всем запомнится тот пятничный банкет… Ягненок на углях тогда вам особенно удался, Иван Григорьевич. Да… А этого Студнева, приятеля Авроры… Вы ведь, кажется, его тоже знали?
– А вас это не касается, Лева. Ни с какой стороны не касается. Вы лучше занимайтесь своим делом, – сухо откликнулся Поляков.
– Делом? Как раз насчет нашего дела… История одна у меня вышла – просто смех, – Сайко продолжал пристально смотреть на Полякова, – с девицей я тут познакомился в клубе. Где конкретно? Да в «Чемпионе». Такая красотка. Работает там. Ну, то-се, потанцевали мы, расплатился я и повез ее в «Бега» – там в гостинице, если на ночь номер брать – скидки. По пути она меня спрашивает: чем занимаешься, где работаешь, в банке? А я ей от чистого сердца: повар я, в ресторане блины пеку. Так она… Представляете, Иван Григорич, она сначала не поверила, а потом разозлилась. Я, говорит, думала – ты крутой. С тобой перспектива есть, а ты повар. Бабьим делом занимаешься, на кухне. А ты случайно не педик? Так мне и брякнул, представляете? А я вот когда-то одного повара знал – так от него жена сбежала, – Сайко усмехнулся, смотря прямо в глаза Полякову, – не вынесла высокой кулинарной атмосферы в доме.
Поляков, низко склонившись к разделочной доске, молча шинковал зелень.
– А этого Студнева я как-то тоже с одной девицей видел, – продолжил Сайко вроде бы без всякой связи со своей предыдущей историей, – рыженькая такая, как лисичка. Но красотка! Любые бабки можно отдать, чтобы с такой на выходные куда-нибудь в «Бор» или в «Гелиопарк» прокатиться… Губа не дура у этого Студнева была. Умел с девчонками красивыми ладить. Может, за это и поплатился? А, Иван Григорьевич?
– Вы меня спрашиваете? За сиропом лучше следите. Загустеет. Сахар пережжете, кунжут к стенкам прилипнет, – тихо откликнулся Поляков.
– Не прилипнет. Я работу свою знаю. И готовлю не хуже вас. Я вот только одного не понимаю, – Сайко выпрямился. Голубые глаза его недобро блеснули, – ну ладно, он, может, и поплатился за то, что в постели с чужими содержанками прыгать любил. Но Ленку-то за что? Ленку? Она-то кому дорогу перешла? Какой такой суке мстительной?
– Вы у меня это спрашиваете, Лева? – Поляков отложил в сторону нож.
– У вас.
– А почему же у меня?
– А вы же весь такой у нас осведомленный.
– Я не знаю, что вам ответить, Лева. – Поляков снова открыл шкаф с пряностями и достал мавританский перец – кумбу. Он всегда добавлял щепотку кумбы в ариссу. Это был его кулинарный секрет. Ведь недаром говорят, что у каждого настоящего повара в Марокко свой фирменный рецепт этой приправы, – но если хотите, я вам тоже расскажу одну историю. Я тоже знал одного повара, Лева. Он стажировался на Ближнем Востоке у одного очень известного мастера. А затем работал сезон в отеле на побережье. Так вот, в ресторане отеля произошел один неприятный инцидент, как я слышал. И повара этого с большим скандалом уволили оттуда. Он едва не лишился диплома «ориентальной школы кулинарии» и лицензии на профессиональную деятельность. А все потому, что после одного торжественного обеда в том ресторане скоропостижно скончался клиент. И причиной его смерти стало отравление. У местной полиции имелись подозрения, что тот повар…
– Вы все лжете! – бешено рявкнул Сайко. – Я знаю, какие сплетни тут обо мне гуляют! Только все это бред сивой кобылы…
– А однажды я слышал случайно, как вы рассказывали вот здесь, на кухне, Лене Воробьевой, смерть которой вас так сильно вроде бы огорчает, историю о двадцати девяти принцах Мараккеша, отравленных каким-то негодяем. Вы ведь привезли из Марокко немало историй, Лева, – Поляков усмехнулся, – и рассказчик вы отменный. А тогда у вас было такое лицо. Такая экспрессия в глазах. Воробьева, девочка, даже смутилась. Или не по себе ей стало. Вы рассказывали ей про отравленные миндальные пирожные с таким вдохновением… А потом заметили невзначай, что лучше всего, безопаснее… Я это слово, Лева, запомнил… безопаснее добавить яд не в миндальное тесто, а в острый пряный соус. И тогда уж точно сдохнут не только бедные принцы, но и…
– Да пошел ты! – Сайко с грохотом отшвырнул мешалку и сотейник. И вышел из кухни.
Горячий кунжутно-медовый сироп лужицей растекался по столу. Поляков обмакнул палец, попробовал. Сироп был хорош. Но все же в нем чего-то не хватало. Возможно, самого главного.
Глава 21
Пряности
В «Аль-Магриб» Никита Колосов заехал по пути из Столбов в главк.
Фрунзенская набережная была раскалена как печка, пуста и безлюдна. Двери «Аль-Магриба» были закрыты. Колосову долго пришлось стучать и звонить, пока дверь ему не открыл старичок-швейцар. Вежливо, укоризненно забормотал: извините, мол, мы сегодня закрыты, санитарный день.
– Я знаю, что вы закрыты. Я из милиции. Мне нужна Марья Захаровна Потехина, – сказал Никита.
