Ведь тут только в ИВС спуститься. Мне необходимо видеть Степку. Даже если он не станет ничего мне говорить, все равно я… Я хочу сама посмотреть, убедиться…
– В чем? В чем ты хочешь убедиться, Катя? Кто неделю назад убеждал меня тут с пеной у рта? – Колосов чувствовал, что вот-вот готов и сам взорваться и наговорить ей такого, чего она ему долго не простит.
– Я хочу сказать самой себе: все, Лиза мертва и он ее убил. А сейчас вот так я… я не могу себе этого сказать. Мне нужно услышать это от него или увидеть по его лицу, что…
– Физиономистка какая!
– Не физиономистка, а… Мне, может быть, тяжелее всех вас общаться с ним. Но это необходимо, я должна. Это мой долг перед Лизой… – Катя запнулась, вздохнула тяжко. – Я не могу это сбросить с себя.
– На мне дело висит, Катя, раскрытие! А раскрыто дело еще не до конца, я сбросить его с себя не могу, потому что не все еще сделано: признания не получено, орудие, которым он раны наносил, не найдено!
– И не только поэтому, Никита. Меня ты не обманешь. И не надо повышать на меня голос.
Они смотрели друг на друга. Потом Колосов устало махнул рукой, буркнул:
– Развели тут зоопарк, смотрины, черт! – и рывком начал набирать номер начальника ИВС.
Они ожидали в следственном кабинете изолятора, когда усиленный конвой приведет Степана Базарова. Катя ощущала, как противно начинает сосать у нее под ложечкой. Это был не страх, не слабость, не прежнее нездоровое любопытство. Правда была в том, что все эти ее настойчивые «я должна его видеть» сводились к одному: вот так просто она освободиться от этого ужасного человека не могла, даже несмотря на то, что каждый раз при воспоминании о видеопленке задержания к ее горлу подкатывал клубок тошноты. Говорят, клин клином вышибают. Может быть, новая встреча лицом к лицу освободит ее от того, что ей мешает жить.
То, что его брат Дмитрий предложил ей себя в качестве утешения, лекарства, тоже не давало ей покоя. Ведь это и вправду – лекарство. ОН УГАДАЛ ЭТО САМЫМ СТРАННЫМ ОБРАЗОМ. Для нее – пилюля от этого ужасного, как говаривали в старину, греховного наваждения – ибо кто есть близнецы, как не один человек в двух лицах? А для него, Димки… От чего же он хотел лечиться ею, Катей? Только ли от одиночества, обрушившегося на него после крушения семьи?
Катины путаные мысли прервались: конвой ввел Степана. Она ожидала увидеть его… Психбольной, вервольд, оборотень – каких только ассоциаций у нее не возникало! Обезумевшее существо, грязный, лохматый, небритый, страшный – как тот цыганский юродивый кодлак, как он сам себя называл…
Но Базаров выглядел вполне нормально, если даже не сказать – прилично для провинциального ИВС: гладко выбрит («Неужели ему бритву дают?» – подумала Катя), подтянут. Одет в свежий фланелевый костюм «Рибок», а прежде в школе ходил в каких-то обносках.
Кате он опять вроде бы и не удивился (как тогда, у цыган). У него вообще был такой независимо- отрешенный вид, словно его уже ничто удивить не может. Он скользнул по фигуре Колосова оценивающим взглядом, чуть усмехнулся.
– Привет.
Катя сглотнула: прежний страх внезапно пропал. Но чувствовала она себя теперь дура дурой: ну и зачем пришла? Как начинать с ним разговор? Надо было хоть подумать, с чего…
Степан подошел к стулу, намертво привинченному к полу.
– Я могу сесть?
Колосов кивнул. Отметил: конвой стоит в дверях. Лица у милиционеров настороженные, напряженные. Он покосился на Катю: ну, что дальше-то, барышня?
Она уселась напротив Базарова за стол, за которым следователи обычно корпят над машинкой, допрашивая арестованных.
– Здравствуй, – ее голос звучал не слишком уверенно.
– Здравствуй.
Она взглянула на Колосова, и Базаров заметил этот умоляющий взгляд.
– Пусть лишние уйдут, – заявил он громко.
Колосов хмыкнул: великие пираты, да этакой наглости… И словно на острый гвоздь, наткнулся на взгляд Базарова.
– Она ко мне пришла, – сказал он, протянул руки перед собой. – Ну на, прикуй меня к батарее. И успокойся. Мы только поговорим. Одни.
Никита хотел уже кивнуть конвою: уводите наглого придурка. Эта чертова «свиданка» начинала ему действовать на нервы. Но Катя поймала его за руку.
– Никита, подожди, ради бога, пожалуйста. Мы и правда только поговорим. Выйдите. Ну, на минуту хотя бы!
Колосов глянул на конвой: те были непроницаемо-спокойны. По инструкции – не положено, но ты же начальство из Главка, тебе и решать. Один молча отстегнул от пояса наручники. Позвенел цепочкой.
Колосов приковал Базарова не к батарее (это хитрости РУОПа, пусть и монополию держат), а к металлической ножке стола. Завел за нее цепь и защелкнул наручники, заставив тем самым Базарова невольно податься вперед, ближе к Кате.
Когда лишние вышли, Степан легонько подергал цепь, снова усмехнулся.
– Прикованный Прометей, надо же… яркое зрелище, Катюш, а? Как и прежде, да? Я это сразу понял, еще на Посвящении, что к ярким зрелищам ты неравнодушна. Ну и зачем пожаловала? За тем же, что и
