меня важная встреча в Историческом музее.
– Все займет не более часа. Руки вам только испачкаем краской, но она легко отмывается с мылом, – благодушно вещал Коваленко. – Проходите, сотрудники сейчас вами займутся.
Он все это время осторожно наблюдал за Юзбашевым, стоявшим вместе с Зоей Ивановой у окна. Этолог глядел на сыщиков со злобой.
– Я-то для чего вам опять понадобился? – прошипел он. – У меня дважды отпечатки брали! Еще в вашем грязном изоляторе.
– Некачественные образцы, – пробормотал Коваленко, а про себя подумал: «Ох, с этим уже прокололись, он что-то заподозрил!»
В актовом зале работала целая бригада экспертов из ЭКО. Помогали им и сыщики отдела убийств, для которых все это было вполне обычной операцией.
– Пашешь-пашешь, ночи не спишь, ни тебе праздников, ни выходных, а тут вдруг – бац! – подарочек, – ворчал один из них, от которого забористо попахивало чесночным духом и еще чем-то еще более крепким, ядреным, хотя и старательно
– Тихо ты, – цыкнул на него его коллега.
– А что тихо? Что тихо? Только в прокуратуре, что ль, у нас умники сидят? Зачем эту карусель по новой затеяли?
– Заглохни, – прошипел второй опер. – Если не протрезвел после вчерашнего, пойди проветрись. Забыл, что ль, где находишься?
Лаборант Суворов, стоявший неподалеку, вытянул тощую шею, насторожился. Коваленко, следивший за всей этой сценой, удовлетворенно отметил, что он быстро подошел к Званцеву и что-то начал ему втолковывать.
А Колосов появился в актовом зале позже всех и лишь после того, как побеседовал с институтской вахтершой Марией Колывановой, по-простому – тетей Машей, той самой, которая так некогда не хотела пропускать Катю и Мещерского в музей.
В зале к Колосову тут же подлетела Иванова. Он вежливо с ней поздоровался, но отвечать на ее гневное: «Да кто вам дал право впутывать меня во все это?!» не стал, сославшись на то, что все происходящее в актовом зале – инициатива прокуратуры, ведущей следствие по делу.
– Нам поручения дают, Зоя Петровна, дорогая, а мы их исполняем.
– Чихала я на ваши поручения! Я в свой выходной маникюр сделала, сорок тысяч, между прочим, заплатила, а мне сейчас руки какой-то дрянью измажут!
Подошедший Юзбашев загородил ее собой, словно защищая от Никиты. В глазах его сверкнуло мстительное торжество.
– Что, гражданин Бенкендорф, снова напортачили? – прошипел он. – И с этим, как и со мной, в лужу сели? Вон весь институт уже шепчется. Что, Никита Михайлович, снова пришлось выпустить, а? У, только орать умеете да невиновным угрожать! Жандармерия пустоголовая!
– Что ты, замолчи, – испугалась Иванова. –
– Да пусть знает, что о нем думают! Его тут никто не боится! Мы коллективную жалобу писать будем на его произвол!
Колосов весьма натурально разыграл гнев. Сотрудники института видели, как он отвел в сторону Коваленко и что-то говорил ему, а тот только оправдывался.
«Откатку» закруглили ровнехонько через час. Поблагодарили всех за содействие правоохранительным органам, извинились за доставленное беспокойство. Павлова, направлявшегося к выходу вместе с Пуховым и заведующим серпентарием Родзевичем, Колосов окликнул сам. Племянник смотрел на начальника отдела убийств сочувственно, однако ничего не спрашивал.
– Ты на даче сейчас, в Братеевке? – Колосов хмурился.
– Нет, мы с сыном сразу оттуда съехали. Какой теперь отдых – дел по горло.
– А-а, и правда. Ну а с тем делом у тебя как? С прокуратурой?
– Как ты и сказал – необходимая оборона. Следователь говорил: там будет какое-то постановление о прекращении уголовного преследования. А у вас… у тебя как?
– Хреново, – Никита скривился еще больше. – Дальше некуда как хреново.
– Я могу тебе помочь?
Колосов взглянул на собеседника и что-то готов был уже сказать, как вдруг…
– О чем же вы так интимно беседуете, господа-товарищи? – раздался сзади насмешливый голос. Они обернулись и увидели Званцева. – Учти, Витька, с
– Спасибо. Ну ладно, до свидания, – Павлов пожал Колосову руку.
А тот в это самое время видел только глаза физиолога – прищуренные, настороженные, исполненные ОЖИДАНИЯ.
А вечером того же самого шестнадцатого августа Кравченко и Мещерский сидели в пивбаре на бывшей улице Семашко (нового названия, как ни старался, никто из прежних клиентов не мог запомнить) и отдыхали от дневных забот. Приглашал Кравченко: ему давно хотелось поговорить начистоту с князем об обстоятельствах того памятного опыта с препаратом Эль-Эйч в квартире на Яузской набережной.
