– Когда ты видел Стасика в последний раз? – сурово спросила Катя.
– Утром. Ну… тогда… В общем, утром, за день до того, как…
– Он у вас жил?
– Жил. Кешка тебе сказал ведь.
– А почему ты вот ей, – Катя кивнула на учительницу, – не сказал, что Стасика выгнали из дома? Ты же знал.
Жуков молчал.
«Сукин ты сын, – думала Катя злобно. – Мальчишка. Свой интерес имел, поэтому молчал. Чтобы он тебе тут не мешал клинья подбивать».
– Почему Стасик от вас ушел? – продолжала она допрос.
– Я не знаю.
– Был кто-то, кроме тебя, в вашей квартире?
– Нет. – Однако ответ прозвучал как-то по-иному, чем прежние.
– Но ведь там что-то произошло! Почему Стасик так вдруг ушел? Почему болтался ночью по улицам, но не вернулся? Почему?
– Я не знаю. Может, с Кешкой они не поладили?
– Роман, я тебя вот при ней, при Светлане, спрашиваю еще раз.
– Да не знаю я! – Он с вызовом смотрел на Катю. – Меня ж там не было! Если бы я знал, то… – Он стукнул кулаком по перилам крыльца. – Ну что ты пристала ко мне?
Кораблина отвернулась, прислонилась к стене. Коса ее расплелась. Пышные волосы укрыли ее плечи словно шалью.
– Раз не знаешь, тогда ты познакомишь меня с Акелой, – нелогично, но безапелляционно заявила Катя.
– Нет. Я не могу.
– Нет, ты познакомишь!
– Да он с тобой говорить-то не станет!
– Станет. Это не твоя забота. Ты просто привезешь меня туда, где соберется ваша стая.
Жуков покачал головой. Катя шагнула к нему, с силой развернула его к себе.
– Ты, мотоциклист чертов, – прошипела она. – Ты что, не понимаешь? РЕБЕНОК УБИТ. Зверски. Тот ребенок, которого вот она, твоя Светка, на которую ты смотришь словно пес голодный, любила. Из-за которого она виноватой всю жизнь себя будет чувствовать, хотя и не виновата ни в чем! Стасик убит. Его двадцать девять раз ударили ножом. Двадцать девять – ребенка одиннадцати лет, такого же, как твой Кешка! На нем места живого не осталось! А тот, кто это сотворил, – на свободе. Ходит по этому городу. Он может повторить все ЭТО хоть сегодня ночью с любым, как ты выражаешься, мальком. А я… я ведь не прошу тебя поймать его – я знаю, что ты, трус несчастный, скажешь: ментам не помогаю, я тебя прошу всего лишь отвезти меня туда, где собирается эта ваша дурацкая стая, которой бредил Стасик!
Жуков выдрался из ее рук.
– Я не трус! – крикнул он. – Я… Если б я только знал… догадывался, я бы сам… Света! Света!
Но Кораблина уже закрывала за собой дверь, покидая их.
– Дурак! – Кате хотелось отхлестать его по щекам, отлупить. Трясти так, чтоб зазвенели все эти идиотские заклепки, «молнии» и бляхи на его куртке. – Дурак, мальчишка! Она же любит тебя, а ты ради нее не хочешь даже…
– Но он не будет с тобой говорить! Акела – не я.
– Это не твое дело. Повторяю: ты меня туда привезешь. И все.
Он молчал. Глядел на темные окна жилища Кораблиной.
– Ну? – Катя не отпускала его.
– Ладно. – Он выдохнул, словно собираясь прыгать в воду. – Черт с тобой.
– Когда?
– В среду – полнолуние.
– И что?
– Приезжай сюда к одиннадцати. Одна, без этих ваших дегенератов в масках с дубинками. Я отвезу тебя к нему… к нам.
Катя разжала пальцы.
– У вашего Акелы есть нормальное имя? – спросила она с усмешкой. – Тебя вот тоже Чилем звать как-то не очень.
– Иван.
– А фамилия?
Жуков отвернулся.
