– Ух ты, классно! Такой отпуск долгий на работе, да? Природа привлекает подмосковная?
– Угу. Яблони в цвету, небо в алмазах. А вас?
– Меня? – Катя улыбнулась самой парадной и фальшивой из всех своих улыбок. – Меня больше всего привлекает то, что это тихий девственный уголок, населенный добрыми людьми. Что это у вас с глазами? – спросила она вдруг громко, однако самым «заботливым» тоном.
– Что с глазами?
– Красные они у вас. Вспухшие какие-то. – ЧТО ЕСТЬ МУЖСКИЕ СЛЕЗЫ? ТО, ЧТО ОНИ СКРЫВАЮТ ОТ ВСЕХ. ТО, ЧЕГО ОНИ ТАК СТЫДЯТСЯ. Ты же давился перед этой странной женщиной слезами там у окна, где жасмин в саду, ведь и часа, наверное, еще не прошло с тех пор… НЕ МОЖЕТ ЖЕ БЫТЬ, ЧТОБЫ ЭТО ВОТ ТАК БЕССЛЕДНО ДЛЯ ТЕБЯ КОНЧИЛОСЬ!
– И сильно красные?
– Нет, не сильно. Это от пыли, да?
– Угу. Пыль. – Он встал. Ей показалось – что-то изменилось в его лице, но нет… Он словно хотел что-то спросить, но не решался.
– Долго вы тут пробудете? – спросил он наконец.
– Недели две, может. У нас тоже отпуск – у меня. А Нина вообще…
– Пока она не отпустит, так, что ли?
– Что? – Катя насторожилась: о чем это он? – Кто нас отпустит? Куда?
– Она.
– Не понимаю.
– Не понимаешь? – Он усмехнулся, пожал плечами. – А что же тут неясного? Мадам Хованская наша.
Катя прикусила язык: молчи! Твои глупые вопросы сейчас только все испортят. Но, увы, молчать она не умела.
– Не думаю, что наш с Ниной отпуск зависит от того, что кто-то…
– Брось. Со мной – брось. Как вас там за столом увидел, подумал: вот и еще два юных цыпленка в силки к Юлии.
– К Юлии Павловне? Как вы о ней странно говорите, Владимир. А вы ее давно знаете?
– Я ее знаю недавно. – Он снова криво усмехнулся. – Это она меня давно знает. Так говорит. Если, конечно, ее словам верить… – Он выключил телевизор, выдернул вилку из розетки и потом легко повернул тяжеленный «Рубин» экраном к стене. – Отвертка мне нужна, Катя. Мне крышку отвинтить необходимо, блок проверить.
– Нина копается что-то там… Я сама лучше схожу, – но сама и не сдвинулась с места. – Какой у нас с вами непонятный разговор, однако, я даже и не знаю, что вам дальше сказать… Но я тоже заметила… Юлия Павловна, она… Интересные какие люди ее окружают. Вы вот, например, вы на флоте служили, да? Нет? Не служили? А я думала… И Александра Модестовна, и Смирнов – ну, этот вообще хоть стой, хоть падай… Кстати, а он вам нравится как актер, как режиссер?
– Старый козел.
Катя тут же чинно, подобно благовоспитанной барышне, потупилась: неприлично насмехаться над человеком за глаза.
– Интересные люди, да, – продолжила она осторожно, словно в тумане, нащупывая нить разговора. – Но что-то число их с каждым днем уменьшается, увы… Сестра-то Сорокина, а? Это ведь мы с Ниной ее там обнаружили. Ужас!
– Слыхал, что это вы на нее наткнулись на горе.
– Не на горе, под горой у церкви. А ведь ее убили, представляете? – Катя ждала результата, так и ела его круглыми от любопытства глазами: НУ ЖЕ! ЧТО ТЫ НА ЭТО СКАЖЕШЬ?
Он и ухом не повел. Копался в начинке «Рубина». Катя обратила внимание: так и не дождавшись отвертки, два выступающих из панели шурупа он выкрутил просто рукой!
– Ее отравили. – Катя выпалила это так, словно ходила с козырного туза. – Нам сотрудник розыска так и сказал. Ну, когда нас с Ниной допрашивать приезжал.
– А вы, помнится, и сами, Екатерина… Ваша подруга еще там за столом говорила. Вы и сами где-то совсем близко возле этой организации вращаетесь.
– Я журналист, криминальный обозреватель.
– Но погоны-то носите? – Он усмехнулся. – То-то. Меня не обманешь. Я как про это самое услыхал, очень мне даже любопытно стало.
– Что любопытно?
– Что за вопрос такой вам покоя не дает, раз вы на поклон к Юлии Хованской пожаловали. Мы-то ладно, с нами дело ясное. Но вы, Дюймовочка в погонах… Что вас-то сюда привело к ней?
– По меньшей мере невежливо с вашей стороны обзывать меня Дюймовочкой. – Катя насмешливо фыркнула, выпрямившись перед ним во весь свой немалый рост, которым всегда ужасно гордилась. – А о чем вы меня спрашиваете – ей-богу, не понимаю. Ну, да ладно. Речь не о том… Сила какая у вас, надо же… А этот шуруп сможете вывернуть?
– Вырвать могу. – Он посмотрел на свою руку – Кате показалось – с восхищением. – Только панель погнется. Испорчу вещь.
