краски.
Давным-давно стена в этой комнате была ровной и чистой, а теперь грязной. Но темное пятно сбоку сквозь грязь и потеки проступало необычайно четко и ясно.
Жаль, Федор Басов этого не видел.
Он стоял под ее окном. И чего-то ждал в этот ранний час. Может, когда залает спросонья ее бестолковая собака.
И она… нет, ее бледный призрак явится там, в окне.
Давным-давно…
И словно вчера.
Глава 43
Черная «волга»
– Потешаешься, наверное, надо мной – вот счастливая идиотка. Сама вешается на шею.
– Шуша, детка…
– Ну вот, началось. Девочка, детка, малышка – я про это самое, Эдик.
Они стояли у фонтана Турандот на Арбате – Шуша Финдеева и Эдуард Цыпин. И какое по счету то было уже свидание? Арбат гулял, шумел, но они не замечали людей вокруг.
– Брось, малыш, – Эдуард Цыпин… нет, принц Фортинбрас обнял ее. – Или что, назрел серьезный разговор?
– Не знаю, нет… я как ты, как вы, – смущаясь, замирая от счастья и от страха, Шуша начинала заливаться румянцем, мямлить, называть своего кумира то на «ты», то на «вы», в общем, путать и путаться.
Она боялась потерять его. Оборвать эту связь. Она не знала, что еще сделать такое, чтобы продлить, удержать любовь. Отдаться ему? Она была давно готова и тысячи раз представляла, как это произойдет. Она ощущала себя воском и глиной. Только вот постоянно стыдилась – чего? В основном самой себя.
– Ага, разговор назрел, – Эдуард Цыпин кивнул. – Шуша, мне пора познакомиться с твоими родителями.
О чем это он? Вместо того чтобы обнять ее еще крепче и страстно шептать: «Я хочу тебя», он заводит эту нудную волынку насчет предков.
– Зачем?
– Потому что ты девушка, а я старше, у нас это серьезно. Так полагается. Хочешь, поедем прямо сейчас к тебе домой?
Она смотрела на него, пытаясь понять, насколько серьезно он все это говорит – тут, на Арбате, среди шума и гама, под аккомпанемент уличных музыкантов.
Потом снова представила, как вот сейчас они двинут в Новый Иордан. И ему понравится их большой дом. Она предъявит его матери (папы, как всегда, ведь нет дома), и они сядут в гостиной на диване. И мать начнет «узнавать всю его подноготную» – вежливо, но неумолимо. Кто такой, кто предки, чем зарабатывает на жизнь, как это сумел познакомиться с дочкой депутата – тара-ра-тара-ра…
А потом, как и мерещилось ей в навязчивых кошмарах, нянька приведет за руку сестрицу Женьку – вот, мол, Эдик, познакомьтесь и с ней, «с нашей младшенькой». И Женька уставится на него оловянными глазами и срыгнет, а может, еще того хуже: сходит по-большому в подгузники. И смрад наполнит гостиную, и мать, нянька сразу засуетятся, захлопочут вокруг этого вонючего урода, а он… принц Фортинбрас, увидит все это… весь этот ад и сбежит.
Бросит ее.
Навсегда.
– Нет.
– Но почему нет?
– Я ненавижу свой дом, – Шуша смотрела на него. – Пойми же ты, я ненавижу свой дом. Я так хочу, чтобы ты…
– Чтобы я что?
– Забрал меня к себе.
Арбат гулял, фонтан журчал. Принц Фортинбрас улыбнулся:
– Ладно, как хочешь. Тогда у меня – сюрприз для тебя.
– Какой?
– Увидишь.
Они сели в его машину. Шуша воображала, что вот сейчас он наконец-то привезет ее куда-то – не в кафе, не в ресторан, не в Театр эстрады на мюзикл, что смотрели они позавчера. Может, к себе на квартиру или в гостиницу «на час». И там это случится. Это наконец-то случится.
Но Эдуард Цыпин привез ее на автостоянку в начале Ленинского проспекта, ту, что сразу за Первой градской больницей. И Шуша увидела большой ангар.
– Пошли, сюрприз ждет, – Эдуард Цыпин взял ее за руку.
И на какое-то мгновение она сдрейфила – стоянка, ангар. Так всегда показывают в фильмах про маньяков-садистов, убийц и насильников. Никого кругом – кричи, не кричи и…
Но тут из ангара вышли двое в форме автомехаников.
– А, это вы? Все готово, ваша машина берется нами под залог. А это вот вам – ключи от той. Только сначала заполните все бумаги.
Внутри сумрачного ангара Шушу встретили ряды ретромашин. И каких марок! Впрочем, в марках авто Шуша не разбиралась, но «Волгу» 60-х, черную, сияющую хромом и лаком, узнала сразу.
– Ездила когда-нибудь на такой? – спросил Эдуард Цыпин.
– Это которая типа «черная молния»?
– Антиквариат, – хмыкнул автомеханик. – Три года по винтику, по гайке вот этими руками. Кроме тачки под залог, с вас еще деньги за амортизацию, но счет оплачен. Катайтесь!
Шуша открыла дверь черной «Волги». Такие машины она видела в «Берегись автомобиля». Там даже показывали погоню на них. Сиденья покрывала новая белая кожа. Панель, отделанная деревом, старый радиоприемник. Шуша почувствовала, что у нее кружится голова. Нет, едет крыша!
Это же свадебная карета. Принц Фортинбрас прислал ее за ней.
Они мчались… нет, ехали на приличной скорости по Ленинскому проспекту в черной ретро-«Волге», ощущая на себе взгляды, гордясь и торжествуя. Шуше так хотелось высунуться в окно и от избытка блаженства показать кому-нибудь язык: что, взяли? Вон он у меня какой, какие штуки откалывает ради меня, как ухаживает за мной!
Потом они развернулись на набережной и поехали в Нескучный. Сидели под липой в летнем кафе. Никакого алкоголя, он уже был ни к чему.
Шуша снова мучительно стыдилась – теперь уже за свой страх и маловерие там, в ангаре, когда она на секунду усомнилась в нем, но эта маленькая тучка рассеялась без следа. Потому что начался дождь и они укрылись в черной «Волге». Поехали опять на Воробьевы горы в парк, Эдуард Цыпин так любил там бывать.
И в парке в машине все и случилось. Под аккомпанемент мелодии «Аризонской мечты», лившейся, наверное, прямо с мокрых небес, а не из антикварного радиоприемника.
Шуша жаждала все, как обычно, сделать сама, торопилась – расстегнуть его, целуя, гладя, доводя до оргазма. Но он отвел ее руку и начал целовать ее сам – глаза, губы, шею, расстегивая и обнажая – грудь, плечи, живот, бедра, колени, раздвигая и лаская, приникая к ней всем своим телом, впиваясь губами.
В ритме «Аризонской мечты», двигаясь, как танцор.
Потом он прижал ее и вошел в нее, Шуша вскрикнула.
– Надо что-то подстелить, я… ой, подожди, я сиденья испачкаю, я ведь никогда прежде…
Он приподнялся над ней. Такого он не ждал от нее услышать?
Он сдернул со спинки сиденья свою белую рубашку и положил под Шушу, стал очень нежен, тверд, настойчив.
В ритме мечты, что накатывала аризонской волной.
Под стук дождя.
Она лежала, двигалась, сидела, извивалась, стонала в его объятиях, окутанная его плотью, ощущая
