– Куда что делось у судьи, весь апломб, все воспитание, – сказала Лиля. – И доктор Тумак тоже, оказывается, о самом интересном факте умолчала. Надо же, свидетельница... ловко она нас к Белоусову подтолкнула.
– Ты что ищешь? – спросила Катя.
Заглянули оперативники:
– Лиля Ивановна, звонили в медицинский центр «Асклепий». Тумак сегодня и завтра выходная. Домой к ней уже поехали.
– Он может ее убить, – Катя ощущала острую тревогу. – Она единственный свидетель, который... И она нам ничего не сказала. Что это может значить? Только одно. О чем-то она знала или догадывалась насчет этого своего... кузена.
– Шеф поручил с управлениями кадров связаться срочно – министерства, экспертных управлений и лабораторий, а также с нашим, столичным и областным. В Питер будем звонить, может, оттуда какие-то данные полезными окажутся, – оперативники спешили «доложиться». – Насчет переводов по месту службы за последние десять лет.
Лиля кивнула, сейф по-прежнему поглощал все ее внимание.
– Знаешь, я подумала, – Катя тоже заглянула в сейф, –
Катя увидела, как Лиля достала из сейфа табельный пистолет. Проверила обойму, предохранитель, потом достала кобуру и надела ее. В узких брюках и белой футболке с кобурой она выглядела как маленький стойкий оловянный солдатик.
Взяла со стула пиджак, надела, застегнулась на все пуговицы.
– Ну все, мне надо отъехать примерно на час.
– Ты куда? – Катя внезапно испугалась. Черт, вот черт!
– Домой надо заглянуть, – Лиля улыбнулась, но улыбка ее была странной. – Ну пока. Если будут спрашивать, скажи, я скоро.
– НЕ СХОДИ С УМА!
– Ты же сама все время удивлялась.
– Чему я удивлялась?
– Говорила, что «так ведь никогда не делают». Не проверяют геномный банк жертв. Блестящая профессиональная догадка...
– Лиля, не сходи с ума. Как ты можешь вот так?
– У тебя парень есть?
– Есть, муж, правда, мы...
– А ты много о нем знаешь?
– Достаточно, чтобы не обвинять вот так с ходу в том, что...
– А я тоже кое-что о Митьке знаю, – Лиля выпрямилась. – Мы знакомы полтора года, живем вместе. Когда я его впервые увидала – кстати, в центральной лаборатории ЭКУ на улице Расплетина, – он уже увольнялся, ходил с «бегунком», подписывал... В общем-то это была чистая случайность, наше знакомство, и он не особенно... это я проявила инициативу. Мне казалось, что он немножко мямля, слегка не от мира сего...
– Да так и есть, я же видела твоего Митю.
– Что там у него было до меня, я не знаю. Я всегда считала, что ничего, что просто он вот такой... тихий, закрытый... Тридцатилетний девственник... Мне так было спокойнее, комфортнее жить. Никаких вопросов, никаких обязательств.
– Послушай...
– Это ты послушай. Он натолкнул нас на эту идею – проверить подозреваемого по банку ДНК жертв преступлений. И мы вышли на Ларису Белоусову только благодаря ему, Митьке.
– Но этому может быть объяснение. Другое объяснение!
– Он учился в Питере, в Высшей школе на экспертном отделении, а потом перевелся в Москву в Институт криминалистики на кафедру систематизации данных и СКП – специализированных компьютерных программ. После работал в центральной лаборатории на Расплетина. А именно там хранилище образцов ДНК. Он и сейчас туда часто заходит, у него там масса приятелей осталось. Катя, эти образцы, что мы находили на трупах, ДНК покойной Ларисы Белоусовой, их нельзя вот так просто хранить дома в холодильнике, необходим особый режим.
– Все равно...
– Это тебе все равно. Что ты понимаешь? А мне не все равно. Это мое личное дело.
– Ладно, как хочешь. Но я сейчас поеду с тобой.
Они спустились на лифте в вестибюль.
– А ты уверена, что он дома? – спросила Катя.
– Был дома полчаса назад. То есть он так сказал мне, когда звонил...
– Своих никого не будешь предупреждать?
– Это мое личное дело – разобраться до конца, прямо сейчас.
Во внутреннем дворе Лиля открыла одну из припаркованных служебных машин. Вставила ключ зажигания и на секунду замерла.
А потом заревел мотор, и они тронулись – с Петровки до Лубянки, через Варварку по набережной, через Каменный мост на Ленинский проспект в сторону площади Гагарина.
Катя на пассажирском сиденье молчала.
Если
Слезы вот-вот польются...
Никакой выдержки, вот кретинка, а еще погоны носишь...
Двор кирпичного дома, подъезд. Катя вошла – в подъезде было прохладно, из ящиков торчали газеты, вечерняя почта. Лифт поднял их. Дверь квартиры, обитая черным дерматином. Она тут уже гостила однажды. Щедрый, хлебосольный дом, стол – скатерть-самобранка. Смешные куклы на шкафу, тосты, пироги... Сердечность и радость во всем, никакой фальши.
Лиля открыла дверь своим ключом. Они вошли в квартиру.
ПУСТО...
– Вот так, – Лиля прошла по коридору, заглянула в комнату, на кухню. Шторы задернуты, на стиральной машине – стопка высушенного белья.
Лиля опустилась на стул, словно силы покинули ее. Потом достала... Кате померещилось – пистолет, опять этот чертов пистолет! Но нет – диктофон.
– Тумак упоминала о
Тот единственный допрос самой важной свидетельницы.
«А на даче все каникулы вместе... в девятом поехали в Питер... мой двоюродный брат... ВОПРОС: Что ваш двоюродный брат? ОТВЕТ: Ничего, просто он нас снимал на видеокамеру в Петродворце на фоне фонтанов, я вдруг вспомнила, так, детские воспоминания... Мы очень дружили, мы всегда все очень дружили...»
– Надо было спрашивать: «Кто ваш двоюродный брат?», что-то плохо у меня с грамматикой, «два с минусом»... Знаешь, подружка, а он ведь и меня тоже снимал на видеокамеру. И тоже на фоне фонтана... на ВВЦ.
– Чушь, мало ли на свете двоюродных, мало ли кузенов, а твой Митька... Вон Кадош-Скорпион, он же приемным сыном был, никто не знает, кто его настоящие родители, родня...
– Скорпион у нас. Не поймешь, то ли бузит, придуривается, то ли правда истерикой захлебнулся. А мой сокол где?
Лиля набрала номер по мобильному.
