– Да. Просил. – Слова брякнули, словно медяки об пол.
– С кем именно?
– С Красильниковой.
– Это мы установили еще в прошлый раз, еще с кем?
– С Ленкой Беленькой.
– С Берестовой. Так. При каких обстоятельствах? – Никита облокотился на стол. Он убрал все служебные бумаги в сейф. Стол был гладкий, голый. Прямо глаз радовался такому рабочему месту.
– Ну… он как-то прошлой зимой спросил, нет ли у меня знакомой девушки-блондинки. Чтоб была обязательно маленькая и приезжая, чтоб в театре кой-что секла. Я тогда как раз с Беленькой сошелся и…
– А с какой целью он хотел познакомиться с блондинкой, он вам сказал?
– Сказал, что… что ему нужна новая модель для демонстрации костюмов. Характерная модель.
– И вы его с ней познакомили. Где, в магазине?
– Нет, он подъехал к «Улью». Я Ленку вывел, посадил в машину.
– И дальше было что? – спросил Никита.
Художник вздохнул.
– Пьян я был, точно не помню. Они потолковали о чем-то и уехали куда-то. А я остался.
– Вы Берестову впоследствии в магазине на Кузнецком видели?
– Нет. Я, правда, туда не скоро забрел – месяца через три или больше.
– И судьбой ее у Берберова не интересовались?
Удойко отрицательно покачал всклокоченной головой.
– Какая машина у Берберова?
– «Жигули»-»девятка», черная.
– Гараж у него есть?
– «Ракушка» возле дома на проспекте Мира.
– Та-ак… – Никита побарабанил пальцами по столу. – Еще с кем при вашем посредничестве познакомился Берберов?
– Из девушек больше ни с кем.
– Вы такую Киру Куколку на Кузнецком не встречали? Ночную бабочку и знойную женщину?
– Нет.
– Нет?
– Нет. – Удойко честно посмотрел Никите в глаза.
– За Беленькую он вас как-то отблагодарил? – продолжал Колосов.
– Что вы имеете в виду? Что я деньги, что ль, за нее, как альфонс, получил? – вспылил Удойко.
– Упаси Бог. Альфонс! Я и слова-то такого не знаю. – Никита прищурился. – Но вы ведь получили от него деньги… в долг, разумеется, а?
– Ну! – Удойко вспыхнул. – Неделю спустя у меня действительно с бабками напряженка была и…
– И он вас великодушно выручил. Ясно. И какой суммой?
– Пол-»лимона», сто баксов, короче, дал.
– Ясно-понятно. А когда вы, как честный российский джентльмен, спустя год пожелали вернуть должок, он засмеялся, сказал, что это – мелочи, какие, мол, счеты между друзьями, и мимоходом попросил узнать для него один телефончик, да? Так было дело?
Художник опустил голову. Щеки его побагровели.
– Да.
– Когда точно он попросил вас узнать телефон Лавровского?
– Суббота это была, да, суббота, недели две-три назад. Сказал, что ему нужен актер Лавровский – ему- де Красильникова о нем говорила. Срочно нужен, просил его телефон. Я у Пашки в книжке нашел телефон «Рампы». Продиктовал ему. А он: «Старик, некогда мне, будь другом, звякни ему сам туда, узнай хотя бы, там ли он». Я позвонил, ответили – Лавровский вечером будет в клубе, каком-то «Стойле», не помню точно, и телефончик дали. Я Артуру позвонил, передал номер. Он поблагодарил.
– Вы, значит, Лавровскому в клуб вечером не звонили? – уточнил Никита.
– Нет. – Удойко криво усмехнулся. – Да и откуда мне? В общаге телефона нет, а ходить я тогда не мог. Я почему ту субботу запомнил? Мы тогда с одной девочкой-пейзажисточкой так все праздновали, так праздновали…
Никита достал пачку сигарет, предложил собеседнику. Тот вытащил одну. Они закурили.
– А что вы почувствовали, узнав о смерти Красильниковой, Лавровского и Лены Беленькой? – спросил
