Она подошла к окну. На улице лил дождь, съедавший последние остатки снега. На подоконнике тикали часы – круглый, черный с золотом циферблат, – Вадька забыл свои. Время шло: тик-так, тик-так… Вперед, вперед. Тик-так…
Часы отсчитывали мгновения не только для Кати. Кравченко, остановивший машину у светофора на Кропоткинской, в этот самый миг тоже смотрел на часы на приборной панели. Но ни он, ни Катя даже и не подозревали, что до странных событий, которые самым серьезным образом повлияют на все приключившееся с ними впоследствии, остаются считанные часы. Тик-так…
А все произошло на следующий день – в понедельник, 10 марта. В 12.00 на Митинском кладбище хоронили Красильникову и Лавровского. Катя, уезжавшая с Гореловым и фотографом в давно запланированную начальством командировку, в подмосковный Троицк, знала, что на похороны никак не успеет. До Троицка было добрых сто километров – два часа езды на машине в один конец.
Кравченко, до обеда дежуривший в своем офисе, отправился на Кузнецкий во второй половине дня. Оставив босса на попечение трех охранников, швейцара и секретарши, он взял его рабочий «БМВ» – синий «металлик», машину, на которой его наниматель ездил исключительно на деловые встречи. То, что он подъедет к «Писку» на иномарке, а не подойдет пешком, было им решено еще при разговоре с Катей, дальнейшее развитие событий он возлагал на волю случая. Славянская Вадькина душа обожала полагаться на авось, и он ей (душе своей) в этом никогда не чинил препятствий.
«Писк моды» располагался в узком, заставленном машинами переулке на пересечении Кузнецкого и Рождественского бульваров. С трудом припарковав машину, Кравченко вальяжно направился к зеркальным дверям, украшенным прихотливой вязью красных неоновых букв «П-И-С-К МО-ДЫ». Он толкнул вращающиеся створки, над головой мелодично звякнул колокольчик.
– Добрый день, чем могу помочь? – Невысокий прилизанный менеджер-приказчик в желтой водолазке тут же выскочил навстречу. Кравченко неторопливо огляделся.
– Я, кажется, ошибся адресом. Женское царство, – кивнул он на вешалки, зеркала.
– Мужского у нас, к сожалению, нет. – Прилизанный в желтой водолазке бросил мимолетный взгляд на английское пальто посетителя и, решив, что покупатель солидный, пригласил: – Приезжайте к нам с НЕЙ.
– Приеду. – Кравченко ответил ему улыбкой. – А могу я видеть Артура?
«Желтая водолазка» на мгновение задумалась.
– Сегодня его нет, но на днях обязательно появится. Ему что-то передать?
– Я бы хотел узнать насчет… ах, черт, как это называется у вас? – Кравченко бросал свой первый пробный камень на совершеннейшее «авось» – куда упадет.
– Насчет очередного ПОКАЗА? Ах, это! – «Водолазка» оживилась. – Заходите в среду, ровно в два. И обязательно с НЕЙ. – Он улыбнулся. – Как раз успеете к началу.
– Спасибо.
«Я попал пальцем в горшок с медом. Вот только какого сорта этот мед… – думал Кравченко, покидая магазин. – Будет показ, словечко найдено. Только вот показ чего и для кого?»
Впереди кто-то коротко просигналил. Он увидел припарковавшийся возле «БМВ» красный «Форд», сигналил его водитель.
– Извините, на секунду можно вас? – Он открыл дверцу и высунулся из машины – мышиного типа блондинчик, весь какой-то серый, словно подернутый пеплом, в серой замшевой куртке и зеленом шелковом кашне. Красный «Форд» был для него слишком ярким. – Извините, вы не сын Василия Васильевича Чугунова? – спросил он, мягко улыбаясь.
Василий Чугунов – так звали кравченковского босса, которого сам он никогда не называл иначе как Чучело.
– Это ведь его машина, да? – осведомился блондин.
– Я начальник его личной охраны, – ответил Кравченко с достоинством.
– Ах вот оно что… я, видите ли, знаком с ним. Мимолетно. Машину эту помню, в одном салоне покупали. Моя фамилия Арсеньев. – Рад. – Кравченко хотел было сесть за руль. – Я вам место парковки сейчас освобожу.
– Да не беспокойтесь, я просто мимо проезжал. А вы, я видел, из этого магазина выходили…
– Я ошибся дверью.
– Я так и думал – вряд ли такого человека, как вы, могло заинтересовать тамошнее барахло. – Блондин Арсеньев тихонько захихикал.
Кравченко изумленно воззрился на собеседника. Чем-то он ему сразу не понравился – слишком мягкая улыбка, слишком настойчивый взгляд – липкий какой-то.
– Вы спортом, наверное, занимаетесь…
– Что? – Кравченко нахмурился.
– У вас дивные плечи…
Он все уже понял.
– Отвали.
– Грубость тебе к лицу.
Кравченко сел за руль, с силой захлопнул дверь. Арсеньев быстро наклонился, а затем высунулся из машины, чуть не выпав из салона на тротуар. В руке его была… белая лилия.
– Грубый, грубый, – зашептал он. – Я же ничего у тебя не прошу. Я же сам тебе в этом признаюсь! – Лилия и что-то маленькое и белое перелетели через опущенное стекло «БМВ» и спланировали на руль.
