нему. – Ну что на тебя такое нашло, Олег?
– Я жить без тебя не могу, вот что. Прихожу с работы домой, сижу тут, как… Только прислушиваюсь – играешь или нет ты на этом своем чертовом рояле. Я не могу без тебя, понимаешь? Я все решил.
– Ну что ты решил?
– Давай свой паспорт, – Алмазов протянул руку.
– Да ну тебя…
– Давай, говорю.
Она поднялась, сдернула с дивана простыню, закуталась в нее. Ее сумка валялась на ковре. Ее из-за матери пришлось взять с собой (она ведь уходила на занятия в музучилище – училка, бедная училка!). Алла порылась в сумке – сколько же вещей ненужных, сколько разного хлама. А это еще что такое? Она достала черную коробочку. Как это-то попало в сумку? Наверное, по ошибке сунула, когда собиралась в спешке.
– Там у тебя что? – спросил Алмазов. – Леденцы или мое фото?
Алла открыла черную коробку и высыпала ему на голую грудь карты: бубновый король, дама, десятка, девятка, туз… Алмазов не глядя взял карту.
– Туз, – объявил он. – Точно туз. Червовый. Значит, сердечко, любовь до гробовой доски.
Алла улыбнулась, забрала карту, швырнула пустую коробку на диван. Достала из сумки свой паспорт. А карту тихонько сунула на дно. Это действительно был туз. Туз пик.
– Гадаете, значит? – Алмазов забрал у нее паспорт и положил его себе под подушку. – На меня? Это хорошо. Это окрыляет.
– Олег, я должна тебе серьезно сказать…
– Слушай, что я тебе серьезно скажу. Сейчас иду, меняю нам обоим паспорта. А завтра, максимум послезавтра одеваемся, наряжаемся и маршируем.
– Куда? Ну куда мы маршируем, глупый?
– В загс, на Грибоедова. Там, говорят, только первый брак регистрируют. Значит, это нам вполне подходит. То-се, дворец, мраморная лестница, свечи, марш Мендельсона… У тебя будет шляпа и такая сеточка…
– Вуаль?
– Ага, и я ее подниму и…
– Паспорта месяц придется ждать, а то и больше.
– Чушь, – Алмазов махнул рукой. – Дам денег паспортистке. Еще на дом принесет с пламенным приветом.
– Олег, я старше тебя, я намного старше тебя. Я боюсь, это будет… Это будет ужасно, пошло, смешно. И что о нас скажут люди, соседи? Что мама подумает?
– Елки-палки! – Алмазов ударил кулаком по дивану. – Тебе сорок лет, что же ты все на мать-то свою оглядываешься? – Он внезапно осекся, увидев, как изменилось ее лицо. – Ну вот… ну, конечно… Во сморозил… Алла, я…
Она отстранилась, поднялась, начала одеваться.
– Уходишь? – спросил Алмазов.
– Ну, мне же надо на работу, – ее голос был спокоен. – И я тебя очень прошу, Олег, не устраивай мне больше по ночам таких пьяных концертов.
– Может, мне и совсем устраниться? – спросил он.
Алла быстро, молча одевалась. Уже в дверях она вспомнила, что ее паспорт и любимые старинные карты в черном футляре так и остались у Алмазова, но возвращаться она не стала.
Планы Кати на утро в оперативном плане были вполне тривиальны: узнать, есть ли новости. Свидерко обещал ознакомить ее с какой-то дополнительной информацией по одному из жильцов, которая, впрочем, как он сам честно признался, после обнаружения денег и признания Герасименко сразу отошла на второй план.
Однако Катя так не считала. Но каковы бы ни были в то утро ее собственные намерения, все срочно пришлось менять…
Она готовила себе завтрак, попутно терзаясь сомнениями – стоит или не стоит по совету Мещерского звонить «драгоценному В.А.». Машинально она поглядывала в окно, чтобы удостовериться, что обычный ритуал утреннего исхода жильцов ничем не нарушен, как вдруг увидела нечто такое, что сразу же заставило ее забыть про вскипающий в допотопной медной турке кофе.
Катя увидела Олю Тихих. А рядом с ней Игоря Зотова. Они стояли у подъезда, разговаривали, затем вместе направились к арке. Оля Тихих шла быстро, Зотов-младший шел неторопливо, вразвалочку. Поймал ее за школьный рюкзак, остановил, притянул к себе, шепча что-то на ухо.
Катя ринулась в комнату за своим театральным биноклем, впопыхах позабыла, куда его сунула, а когда наконец разыскала и вернулась, вооруженная окулярами, смотреть уже было не на что. Оля Тихих и Зотов- младший покинули двор. Кате стало тревожно. Вроде бы и не было ничего такого особенного во встрече двух подростков, но… «Знают ли ее родители, что она общается с этим бритоголовым? – подумала Катя. – И вообще что случилось? Девочку ведь каждый раз в школу отвозит мать?»
Ей вспомнился Зотов. Да, этот парень, даже несмотря на отсутствие шевелюры, вполне мог понравиться сверстнице. Но дочка Тихих была еще ребенком. Зотов не был ни ее сверстником, ни одноклассником и в товарищи для игр не годился. Такой здоровый парень, да еще подозреваемый в убийстве…
Катя отметила время – удивительное дело, девять ровно, а жильцы… Из подъезда, точно меховые колобки, выкатились, оживленно о чем-то судача, Надежда Иосифовна Гринцер и Клавдия Захаровна
