засаленный обрывок бумаги, бросил его Мещерскому.
Это была вырванная страница из какого-то каталога. Мещерский увидел черно-белый снимок подвески- броши в виде кораблика. Под снимком стояло пояснение: «Золото, эмаль, драгоценные камни. Середина XVI века. Мастер Джованни Сколари. Работал в Италии и Саксонии. Аналоги в музее Питти во Флоренции».
– Прочел? – спросил Лыков. – Это только картинка. А у нас в роду подобную вещицу знали очень даже хорошо. Саксонский король Август подарил точно такую же подвеску моему предку князю Гавриле Лыкову за дипломатические заслуги в одна тысяча семьсот четырнадцатом. А он, в свою очередь, подарил ее своей любовнице тогдашней, молодой жене генерал-прокурора Ягужинского, вышедшей впоследствии вторым браком за вице-канцлера Бестужева. Маньке Бестужевой подарил, тогдашней хозяйке Лесного!
– Ваня, но это же…
– И не только это у нас в роду знали. Слыхал, что покойная Филологова про клад говорила?
– Но это же древняя легенда, Ваня! Небылица.
– Это не легенда и не небылица, – страстно сказал Лыков. – Все так и было на самом деле. Эта Бестужева ограбила всю свою родню, всех наследников, дочь родную, понимаешь? У нее были драгоценности, деньги огромные. Все досталось ей от Ягужинского, ее первого мужа, которого Петр милостями осыпал, и от любовников, в числе которых и дед мой – князь Гавриил был. А когда после открытия заговора против Елизаветы ее в Сибирь погнали, она голая туда поехала, без ничего. Они ж потом как кроты рыли Лесное два века подряд. Понимаешь ты это? Все рыли – и родня ее, Бестужевы, и Лыковы, и Салтыковы. Да мой прапрадед спятил на этом кладе! Состояние на поиски спустил. И все перестройки, перепланировки дома и парка, а их было – не сочтешь, все было подчинено одной-единственной цели: найти, откопать бестужевские ценности. Ты же видел эту брошь на ее портрете. Она существовала! А потом пропала – канула. Она одна сейчас миллионы стоит, понимаешь? Такая же была баронессой Ротшильд у антикваров куплена, а затем музею завещана. А ведь у нашей с тобой прабабки Бестужевой был не только кораблик драгоценный. Еще было золото, жемчуга, бриллианты, посуда серебряная. Ее тоже в Лесном не оказалось, когда Бестужеву в ссылку увезли. Все это было где-то спрятано. И это не легенда, Сережа. И деды наши это знали. Потому и лбы себе расшибали, и с ума сходили. Потому что как не сойти, если каждый день, быть может, клад тот ногами топтали!
– Ты думаешь, что Салтыков взялся за реставрацию, чтобы под ее прикрытием заняться поисками бестужевского клада?
– Я не думаю. Я это точно знаю. Для этого он и приперся сюда из своего Парижа.
– Пусть даже и так, – сказал Мещерский. – Пусть. Если раньше были сумасшедшие, отчего им сейчас не быть, правда? Возможно, ты угадал. Но все равно вряд ли он что-то там найдет.
Лыков посмотрел на него.
– Я слышал, Филологова рассказывала, что клад-то легендарный или реальный, но заклятый, заговоренный самой Бестужевой вроде как, – Мещерский усмехнулся. – А с такими вещами шутки плохи. В вашем роду, Ваня, были так хорошо осведомлены о бестужевских драгоценностях. А случайно ничего не говорили у вас об этом ее заклятии, об условиях его, а? Ведь, насколько я слышал, клады заклятые без выполнения условий заклятья в руки не даются.
Лыков наклонился к нему, словно собираясь что-то сказать, но затем будто передумал. Оттолкнулся ладонями от стола, поднялся.
– Ну и как же все-таки? – настаивал Мещерский.
– А никак, – ответил Лыков. – Никак, понял? И вообще, я что-то не врубился, Сергун, чего ты сюда ко мне вдруг приперся?
– Посоветоваться с тобой, с умным человеком.
– А, ну вот и посоветовался, – Лыков тяжело хлопнул его по плечу.
Он вышел из бара, оставив Мещерского одного в пустом зале.
Глава 17
О ПОЛЬЗЕ И ВРЕДЕ СНОВ
Дениса Малявина Колосов отпустил. Законных оснований для его задержания не было. Да и особой пользы Никита в этом шаге теперь не видел. Теоретически Малявин имел возможность убить Филологову. Ведь показания дежурной по переезду можно было истолковать совершенно противоположно тому, как он сам объяснял свое появление на переезде почти сразу после убийства. Но, кроме этого, против него пока ничего не было. Не имелось и какого-то мало-мальски приемлемого мотива. А уж смерть отца Дмитрия и вообще повисала тогда глухим, темным висяком.
Однако все-таки из этой встречи Никита вынес для себя кое-что очень важное. И это важное еще предстояло хорошенько осмыслить.
Фирму на Рязанском шоссе, поставляющую оборудование для профессионального кладоискательства, они с Кулешовым посетили в тот же день. Фирма снимала небольшое помещение в новом супермаркете для путешествующих автомобилистов. На поверку она оказалась не чем иным, как дорогой барахолкой. Здесь продавались импортные и отечественные покрышки, диски для колес штампованные и литые, спортивные тренажеры, лыжи, скейтборды, костюмы для подводного плавания, даже охранные системы.
Компьютеризированных металлоискателей и биорамок в продаже и на стендах не было. Пришлось долго разбираться, толочь воду в ступе с менеджером, проверяя на искренность показания Малявина.
Однако постепенно все разъяснилось. Уразумев наконец, что приехали не из налоговой инспекции, а из уголовного розыска, менеджер «вспомнил», что металлоискатель и биорамка были действительно предварительно заказаны и оплачены в одном из столичных офисов фирмы. А сюда, в филиал на Рязанское шоссе, заказ был доставлен по желанию заказчика. Только вот, судя по платежным документам, металлоискатель и заказывал, и оплачивал непосредственно Денис Григорьевич Малявин собственной персоной (менеджер даже описал его визуально), а вовсе не Салтыков.
После обеда Никита должен был вернуться в главк. Но по дороге решил снова посетить Лесное. Он уже вполне прилично ориентировался в здешних местах и воспользовался той дорогой, которой шел отец Дмитрий от автобусной остановки. Он проехал мимо места, где было обнаружено его тело, и примерно через полкилометра свернул в направлении усадьбы.
