– Добрый день, молодые люди, – поздоровался Волков и… остановил свой взор на Кате. Он узнал ее – в его темных глазах сверкнула недобрая лукавая искорка.
– Вот познакомьтесь, это мой сын Валентин, – сказала Долорес Дмитриевна. – Это вот Алексей, да вы их знаете, видели уже. А это Екатерина…
– Сергеевна, – Катя ждала немедленного и неминуемого разоблачения. Краха всех оперативных надежд.
– Очень, очень приятно. Рад познакомиться, – темные огоньки в глазах Волкова так и мерцали. – Вы тоже музейный работник, надо думать? Реставратор?
– Я юрист, – ответила Катя. – А вы…
– Я приехал выразить самые искренние соболезнования Денису Григорьевичу Малявину. Узнал, что он здесь. Такой непоправимый удар, да… Я только сегодня из Москвы, – Волков обернулся к Долорес Дмитриевне. – И надо же, за несколько дней столько перемен… В поселке все только и говорят об этом новом убийстве.
– Вы не представляете, что мы пережили и переживаем, – Долорес Дмитриевна вздохнула. – Мы так давно с вами не виделись, Михаил Платонович. Моя Наташа о вас говорила. Бедная, бедная моя Наташа…
– Ну не надо, успокойтесь, не надо плакать. – Волков бережно поддержал Долорес Дмитриевну. – Пойдемте к Денису Григорьевичу… Я не мог не приехать… соседский долг…
– Они с Романом Валерьяновичем в парке музыкантов слушают.
– Отменные музыканты. Я обратил внимание – возможно, это то, что сейчас нужно нам всем. Психологическая, эмоциональная разгрузка… отдых нервной системы… Лесное снова потихоньку оживает. Жизнь возвращается, несмотря ни на что. Это хорошо, это радует. А что, работы на берегу пока не ведутся?
– Нет, все встало, – голос Долорес Дмитриевны доносился уже из холла, – похороны, милиция. Какие уж тут реставрационные работы?
– Я слышал – в поселке говорят: было найдено что-то не совсем обычное под фундаментом павильона «Версаль»? – Голос Волкова, уводимого Долорес Дмитриевной, доносился уже совсем тихо.
– Что-то нашли, но мы еще не совсем поняли, что это – обычная промоина, яма, погреб или же…
Ушли.
– Это кто же такой? – спросила Катя Валю Журавлева.
– Натальи Павловны Филологовой знакомый. Знаете, кем он раньше был? Врачом психушки, что тут в усадьбе располагалась.
– И он что же, часто тут бывал у вас?
– Летом часто бывал. Наталья Павловна его с патроном познакомила. А потом пропал куда-то. А сейчас снова появился, – это сказал Леша Изумрудов – тот самый Леша Изумрудов, которого доктор Волков так долго не мог «узнать» с первой попытки. – Ну что, давайте закончим, – он показал на вырезанный «купон счастья». – Журавль, дуй в кабинет за конвертом. После обеда скатаем в поселок на почту.
– У меня с матерью проблемы. Скрипеть опять будет, – вздохнул Журавлев.
– Ничего, со мной она тебя куда хочешь отпустит.
– Вот интересно, а вдруг и правда эта Андромеда возьмет и исполнит ваши желания, что тогда? – спросила Катя.
– Тогда все будет тик-так, – Леша поставил в последней графе последнюю галочку-птичку. Желаний у него набралось ровно семь штук.
Глава 30
РУКОВОДСТВО К ДЕЙСТВИЮ
Прошло четыре дня. Куцее бабье лето закончилось. Небо снова заволокли тучи. По ночам опускались густые туманы. Осень брала свое сыростью, ранними сумерками, долгими ночами, темнотой.
Все эти четыре дня Никита Колосов был занят анализом собранной по убийствам в Лесном информации. Он заметно зачастил в областную прокуратуру к следователю, ведущему уголовное дело. Посещал прокуратуру и начальник Воздвиженского отделения милиции Кулешов.
Однажды, вернувшись от следователя, Колосов позвонил Кате и Сергею Мещерскому. Сказал, что пора подвести некоторые собственные итоги и подумать о будущем. Мещерский подъехал в главк на Никитский после шести часов вечера, как только разобрался с делами турфирмы. Приехал он не один, а с Вадимом Кравченко. Однако тот остался на улице в машине. Ждать Катю.
– В конце концов, Вадик, это просто несерьезно, – хмыкнул Мещерский. – Ну что ты как ребенок, честное слово… Ну давай, позвони ей. Скажи, что ты здесь, что приехал за ней. Она спустится, вы помиритесь. И все. Хеппи-энд. Ну хочешь, я позвоню – она пропуск тебе закажет, сам поднимешься, поговоришь с ней по- мужски, прямо, прощения попросишь…
– Это за что? – Вадим Кравченко покосился на друга детства.
– За то, за дурь свою… Впрочем, кому я все это говорю, господи? Ну не желаешь так, тогда езжай домой, жди свою жену там.
Кравченко и этого не желал. Сидел в машине, хмуро созерцал себя в зеркальце. В душе – и Мещерский это видел – он уже адски жалел о своем опрометчивом уходе из дома, как он говаривал, «несанкционированном вылете из родного гнезда». Но вернуться назад было не так-то просто. Особенно теперь. Ведь Катя ему не звонила, не умоляла, ни о чем не просила. И это больше всего и озадачивало, и угнетало его. Заставляло страдать мужское самолюбие – как же это, а? Не понял.
– Ладно, не учи меня, давай топай, – буркнул он. – И смотрите, недолго там лясы точите, а не то я…
