кем-то и происходит нечто странное, необъяснимое, то…
А может, все дело в неуемной фантазии? Как раз это и скажет ей Федор Матвеевич Гущин, выслушав: эх, молодежь, чем у вас только головы заняты, какой такой лабудой…
Мальчик с черешнями в больничном коридоре…
Два силуэта на фоне парковой стены… Она не могла ошибиться тогда, она узнала их обоих – его и медсестру… Где связь? Вот и Гущин резонно спросит: где тут связь, в чем она?
«Моего сына словно подменили»…
«Иди сссс-сюда, пад-ддд-даль…»
В этом связь? В истеричных фантазиях Регины Москалевой, в змеином шипении полоумной медсестры? Может, Наталья Багрова алкоголичка? Или наркоманка? Ведь в больнице все под рукой – и спирт, и сильнодействующие препараты.
Кровь, привезенная генералом для анализа ДНК, – за это можно зацепиться? Но результаты пока не готовы. Зато налицо другие результаты: пленки камер наблюдения, показания свидетельницы в парке, опознавшей Угарова, показания соседей Полины Кусковой, тоже его опознавших, следы колес его машины там, у дома, где произошло первое убийство.
Если «все началось с госпиталя», то отправной точкой этого самого «началось» является полковник Приходько – Троянец. Но у него ничего уже не спросишь, он мертв. И до этого информации практически никакой не было, он ведь НЕ ПОМНИЛ ничего. А может, все-таки что-то помнил? Привести в кабинет Гущина за руку того врача – завотделением? Так он и пойдет, как же, держите карман шире. У них вон даже тело покойника пропало, или вроде как забрали его из госпиталя, куда-то увезли. Может, действительно это какой-то неизвестный вирус, мутация из-за «последствий натовских бомбардировок» и ОНИ подцепили его по очереди? Тогда отчего только ОНИ – мальчик, медсестра…
Я ВЕДЬ ТОЖЕ БЫЛА В ТОЙ ПАЛАТЕ С ТРОЯНЦЕМ.
Троянец… Странный псевдоним, ассоциации сразу возникают – Троянская война, например… Полковнику Приходько доводилось бывать на настоящей войне, в «горячих точках». Там законы другие, законы военного времени, там убивают всерьез и так не любят это потом вспоминать – здесь, в этой нашей реальности, не обсуждают всуе ни в разговорах с коллегами, ни тем более в интервью с досужими репортершами. О том, как убивают на войне, как проливают кровь, те, кто это делал, молчат и стараются скорее забыть, однако это получается не у каждого. Генерал Москалев тоже был на войне, а его сын… Он ребенок, школьник, он ничего этого, слава богу, не видел. Они и Троянскую войну, наверное, в школе еще не проходили, и что такое троянский конь, им невдомек.
Троянский конь… еще одна ассоциация, нечто странное: на вид одно, внутри совсем другое. Этакий носитель, внедренный в иную среду, с совершенно особой начинкой, а в ней горе, беда, хаос, смерть…
Катя отключила ноутбук: пора, в розыске только что закончилась оперативка, путь к Гущину открыт. Что она ему скажет, начнет с метафоры, с троянского коня?
Возле дежурной части уголовного розыска она увидела группу сотрудников – вид у всех как после хорошей взбучки от начальства.
– Слыхали новость, Екатерина Сергеевна? – шепотом сообщил ей дежурный. – Этот, на которого в двух местах засады устраивали, – сбежал.
– Андрей Угаров?
– Не взяли его, ушел, в окно с третьего этажа сиганул. Провал, конечно, досадно, но, с другой стороны, теперь уж никаких сомнений – на нем оба эти красногорских убийства висят, иначе чего ж ему в бега подаваться?
– Девочка, сестра потерпевшей Кусковой, нашлась?
– Пока нет, ищут, ориентировка пошла. У них мать в отъезде. Никак связаться с ней не могут. Подождите, постойте, Екатерина Сергеевна, вы куда?
– К Гущину. – Катя была ошеломлена новостью. ВСЕ, что она собирала мысленно по крупицам, все, о чем собиралась толковать с Гущиным, в одночасье было повержено этой потрясающей новостью в прах.
– Придется подождать, у него посетитель, точнее, не посетитель даже… шишка министерская.
– Кто?
– Генерал Москалев.
Катя посмотрела на плотно закрытые двери кабинета. И села на диван в приемной, твердо решив дождаться развязки.
В этот день планы Сергея Мещерского были просты: ехать в офис турфирмы «Столичный географический клуб» и там уже, сориентировавшись по обстановке, «пахать, как папа Карло», подготавливая очередной тур для туристов-экстремалов. Увы, офисные дела шли неважнецки, спрос на путешествия упал, вся надежда была на лето, которое уже не за горами. Каких-то пять дней мая, а там… Мещерский ненавидел пляжный «мещанский» туризм, однако в трудные времена приоритеты и фирменную стратегию приходилось менять. О том, что вчера рассказала ему Катя, он как-то, если честно, даже и не… Требовалось срочно настроиться на деловой лад, а подобные беседы к этому не располагали.
Позавтракав на скорую холостяцкую руку, он быстренько собрался, взял ключи от машины и вышел из квартиры, повернулся, чтобы запереть дверь, и внезапно почувствовал, что за спиной кто-то есть. Кто-то неслышным шагом спустился с верхнего этажа и встал, заслоняя собой лестничный пролет.
– Не закрывай.
Мещерский обернулся:
– Андрей, ты?!
– Тихо, не ори, впусти меня.
Что-то в голосе друга юности было такое, что утреннее бодрое настроение Мещерского разом улетучилось. В прихожей, когда они вошли в квартиру, он разглядел Угарова и…
– Откуда ты такой? Вот черт… Андрюха… ты подрался, что ли? На тебя напали? Опять с долгами проблемы?
Угаров застыл перед зеркалом. Грязный, небритый, окровавленный, в промокшей одежде, вся его мужская привлекательность, весь его прежний кураж, все, что так шло ему и так отличало от других с ранней молодости (Мещерский это отлично помнил), пропало – он как будто постарел лет на десять.
– Ты один?
– Слушай, да что произошло-то?
– Я спрашиваю, ты один тут? – Угаров шарил взглядом по квартире.
– Один.
– Это хорошо, просто отлично, я боялся – может, девка какая-нибудь у тебя ночует.
– Андрей, послушай…
– Ничего не изменилось, те же карты географические вместо обоев… Давно я у тебя не был.
– Не хочешь снять с себя все мокрое, ты что, под дождем шатался?
– Есть чего-нибудь выпить? – Угаров тяжело опустился на диван.
Мещерский достал из бара бутылку рома.
– У тебя опять проблемы с милицией? – спросил он, как ему показалось, напрямик.
– Проблемы… да, можно и так назвать. – Угаров одним махом осушил стакан. – Налей еще.
– Слушай, подожди…
– Дай еще! Я без этого говорить не могу. Я пришел поговорить с тобой, больше мне не с кем, никто не поверит. А ты… ты и так наполовину в курсе.
– В курсе чего я… а, ты насчет ареста…
Мещерский чувствовал: что-то не так. Этот неожиданный приход Угарова, его вид, его голос. Что Катя вчера говорила о новом убийстве?..
Угаров хлопнул второй стакан. Но алкоголь подействовал мало.
– Сними хотя бы куртку, мокрая вся, тебя вон озноб бьет.
– Это не от холода. Ты точно тут один?
В его настойчивости было что-то маниакальное. Мещерский не узнавал друга, того, чью невиновность он так отстаивал. Но, кроме маниакальности, в вопросе сквозила и скрытая мольба, просьба о помощи. И Мещерский ее услышал.
