Катя увидела темный силуэт, быстро приближавшийся, укрупнявшийся, росший прямо на глазах, – фигура человека, мужчины, который бежал во весь опор по… черт возьми, да это же участок улицы, вон тротуар, вон фонарь виден, но снято как-то это все сикось-накось, словно сюрреалистический мультфильм. Фигура, приблизившись, совсем заслонила экран, потом снова уменьшилась.
– Это он машину обходит. – Колосов напряженно вглядывался в изображение. – Что у него под мышкой зажато? Ну-ка, ну-ка… Ба, да это же приклад! Катя, ты видишь?
– Или у меня что-то со зрением, или же… где, где приклад?
– Да вот же. – Колосов под одобрительный возглас лейтенанта ткнул в монитор. – Вот, у него под мышкой винтовка зажата, вот приклад торчит.
Изображение на мониторе снова расплылось, задвигалось.
– Дверь машины открывает, садится. Вот сейчас, Никита Михайлович, он посмотрит вверх и заметит камеру! – воскликнул лейтенант Серов.
Неожиданно из серой мути экрана возникло лицо мужчины, снятое в совершенно уже парадоксальном ракурсе – сверху и сбоку.
– Стоп, останови, сделай крупнее, – приказал Колосов.
Они смотрели на экран. Черты лица были искажены, более того – чуть ли не сплющены, но все же по ним можно было составить себе хоть какое-то впечатление. Это был совершенно незнакомый человек. Катя поклясться могла, что никогда прежде не видела этого тяжелого подбородка, этих широких скул, этих глаз. Человек смотрел вверх.
– Никита, это тот? – спросила она.
– Тот был в черной маске, я же сказал. – Он кивнул лейтенанту, и тот «отпустил» стоп-кадр. Незнакомец на экране дернулся и словно погрузился в серовато-мутную мглу, на экране мелькнул фрагмент дверцы автомобиля – верхняя часть, стекло. Изображение снова дернулось, поехало и пропало.
– Все, к сожалению. Марку авто установить по попавшему в кадр фрагменту невозможно. – Лейтенант Серов водил по монитору пальцем. – Если бы камера была закреплена не над самым подъездом, а, скажем, здесь, на углу дома, она все бы зафиксировала, а так только вот это. Но все равно это такой шанс – морда его запечатленная. А вы на время обратили внимания?
– 15.32, а выстрелы во дворе колледжа прогремели пятью минутами раньше, – сказал Колосов. – Выстрелил раз, два, три и быстро сделал ноги со стройплощадки сюда, на соседнюю улицу к тачке. Бегать- то он здоров, этот спринтер-стрелок, я это на себе вчера испытал.
– Хоть режьте меня, хоть ешьте, но никакого винтовочного приклада здесь, на изображении, я так и не различила, – грустно призналась Катя. – Это вы такие у нас зоркие.
– Дело не в зоркости, а в опыте. – Колосов хлопнул лейтенанта по плечу. – Прояви еще раз завидную оперативность, Саша, распечатай мне прямо сейчас это фото с его физиономией, и покрупнее. А я сейчас в МУР коллегам позвоню.
– Они уже по своему банку данных проверяют фото, – доложил Серов.
– Мы тоже будем проверять и ГИЦ МВД запросим, учитывая волгоградский хвост. А этот снимок я одному из наших друзей-«абакановцев» сейчас покажу, не с пустыми же руками мне с ним беседовать.
– Кому ты собрался показывать это фото? – удивленно спросила Катя.
– Ираклию Константиновичу. – Колосов, воодушевленный этим пока еще скромным, но все же прорывом, глянул на наручные часы. – Я забыл тебе сказать, как раз в половине двенадцатого в этих стенах назначена наша с ним встреча. Надеюсь, он не опоздает.
Глава 27
ЖЕРТВЫ ПРОКЛЯТИЯ
Ираклий не опоздал. Перешагнув порог кабинета, он окинул взглядом стены, сейф, стол, компьютер, окно с решеткой. Губы его скривила усмешка – горькая, недобрая. Никиту Колосова никакое там особенное внешнее сходство Ираклия-младшего с Ираклием
Перед ним был фигурант – сводный брат жертв и сам потенциальная жертва – здоровый, физически развитый парень – брюнет, симпатяга с серыми, нагло прищуренными глазами, модной стрижкой, в шикарном английском пальто и потертых джинсах. В первый раз в Калмыкове – в день «открытого окна» – они так и не познакомились. Вчера, во второй приезд, совпавший с выстрелами из леса, они познакомились самым официальным образом, но толком не успели даже побеседовать.
Никита вспомнил, что вчера Ираклий приехал из всех «абакановцев» самым последним, да и то лишь по настойчивым и неоднократным звонкам старшего брата Константина. Приехал на «Мазде» – нетрезвый. Прямо на глазах у следователя прокуратуры, не обращая ни на него, ни на других членов опергруппы ни малейшего внимания, он налил сестре Зое, которая после пережитого все никак не могла успокоиться и взять себя в руки, полный бокал скотча из домашнего бара. На окрик следователя: «Что вы себе такое позволяете, нам вменяемая свидетельница нужна!» – он только оскалился, как волк.
В общем, легкого разговора с этим генеральским внуком и сыном богатого папика-бизнесмена Колосов не ждал. Но, окатив презрением неказистую «уголовно-розыскную» обстановку кабинета, Ираклий на самого Никиту взглянул вполне мирно, даже сочувственно.
– Вот оно, значит, как вы тут работаете, землю пашете, – протянул он. – В сериалах про вас и мебеля поновее, и техники разной множительной до фига, а в реальности-то вот оно, значит, как. Бедновато. Хреновато. Ну и неудивительно.
– Что неудивительно? – спросил Колосов.
– Да то, что жизнь сейчас кругом такая: спасение утопающих – дело рук самих утопающих, ударный лозунг, самый актуальный. – Ираклий скосил глаза на плакат, изображавший старого французского актера Лино Вентуру в роли комиссара полиции, с которым, несмотря на его ветхость и полинялость, Колосов был не в силах расстаться.
