– Спасибо.
Он прошел следом за ней в большую комнату с высоким потолком, сел на диван за круглый обеденный стол. На стене над пианино висела картина. В этом доме все говорили, что это Фальк. Какой-то Фальк, художник, неизвестный Канталупову.
– Покрепче заварки, послабее?
– Покрепче, спасибо.
Он смотрел, как из чайника в чашку льется янтарный поток.
– Погода сегодня восхитительная.
– Да, Вера Ильинична.
– Но по радио сказали – сильные магнитные бури.
– Я не слышал. А Ира скоро придет?
– Она поехала к подруге. Может быть, вы ей позвоните?
– Нет. Я лучше подожду.
Он пил горячий чай. Смотрел на ее мать. Она положила ему вишневого варенья в розетку:
– Вот, угощайтесь. Сами в прошлом году варили.
– Спасибо, вкусно.
На пианино громко тикали часы. Семь часов, семь часов, вечер, а светлая королева – в изгнании…
– Иван…
– Да, Вера Ильинична.
– Я давно хотела с вами поговорить.
– Со мной?
– Да, с вами. Не сочтите меня бестактной, что я вмешиваюсь… Вы любите Иру.
– Я люблю ее.
– Это ваше знакомство на теплоходе и ваш приезд сюда за ней… Я знаю, она мне говорила. Это романтично, несовременно. Это пылкий чувственный порыв с вашей стороны… Но вы ее действительно любите – это видно. И у вас это очень серьезно.
– Да, очень серьезно.
– Об этом я и хотела с вами говорить. Дорогой мой, что вы с собой делаете? Любовь – это прекрасно. Но она не должна походить на самоистязание. Иногда мне просто больно за вас. Моя дочь… Ира – сложный, неординарный человек. Она очень хороша собой, и, может, в этом ее главная проблема.
Иван Канталупов усмехнулся.
– Я попытаюсь объясниться, – ее мать подыскивала слова. – Дело в том, что она слишком много требует для себя. Вы буквально ворвались в ее жизнь, когда она встречалась с другим человеком. Не скрою, Ира возлагала на него большие надежды. Максим, он был… как вам сказать, он ведь, в сущности, неплохой парень, но…
Максим – да, так и звали того типа на шикарном спортивном родстере. Того, с кем она ездила на час и на ночь в гостиницу, кому звонила сама и чьих редких звонков ждала с исступлением, за кого мечтала выскочить замуж, кого дико ревновала, о ком плакала по ночам в подушку, кому лепила наотмашь пощечины и кого по-настоящему хотела. Хотела и желала. Любила… Его звали Максим. Но Иван Канталупов никогда не произносил это имя вслух.
– Максим человек не ее круга. Да, он талантливый скульптор, но вместе с тем он из очень обеспеченной семьи. И к жизни он относится не так, как мы, например. Я говорила Ирине: ты рубишь сук не по себе, – ее мать вздохнула. – Он взбалмошный, ветреный парень, хотя и добрый. Он привык, что в жизни для него открыты все двери и нет никаких запретов и обязательств. Он симпатичный, щедрый, веселый, с широкими возможностями. Естественно, поначалу он просто вскружил Ире голову. Она восприняла его всерьез. И надеялась выйти за него замуж. Хотя я и говорила: одумайся, он тебе не пара.
– Она ему не пара, – поправил ее Иван Канталупов.
– Да, возможно, – ее дряблые щеки вспыхнули, – возможно. Но все дело в том, Иван, что и вы ей тоже не пара. И вообще… У вас там дома в Мышкине семья. Жена, ребенок.
– Какой ребенок?
– Как какой? Ваш! Ваш сын.
Он поднял на нее взор. Сын… Разве у дракона может быть сын?
– Да что с вами, Иван? – она тревожно смотрела на него.
– Ничего. Со мной ничего.
Какая разница… Теперь все это уже неважно. Час жатвы близок.
– У вас такое странное выражение лица… Вам неприятно, что я упомянула про вашу семью? – ее голос дрогнул. – Но Иван, поймите и меня. Я – мать. И судьба дочери мне небезразлична. Вы женаты, а она…
– Она любит другого. Не меня. Его.
– К несчастью, она никак не может его позабыть. Я говорила ей, предупреждала… Любовь – это прекрасно, но…
