– Серьезно? Ждали? А приехали-то все же к Васе. Эх, молодежь… Простите покорнейше за любопытство – что же это в вашей милиции так сильно все измельчало, что вы знакомства на стороне ищете?
– Я ищу знакомства на стороне? С Мамонтовым? Если хотите знать, я бы вашего питомца, Варлам Автандилович, за сто километров стороной обходила, если бы не уголовное дело.
– А что вы такое имеете против парня? Таких парней, как мой ученик, сейчас один – на миллион.
– Это уж точно. Уникум. Такие уникумы в цирке – гвоздь программы. А вне цирковых рамок общаться с ними только служебный долг и заставляет.
– Долг. У вас слишком легкомысленный тон. Долг… Что вы, девочка, понимаете под этим словом? Разве вам дано понять его сокровенный смысл? Хотите, я расскажу вам одну историю, чтобы вы так насмешливо не фыркали, говоря о долге? Что же вы стоите? Прошу, садитесь. Вы же не думаете, что Варлам Долидзе будет вести беседу с дамой, а тем более с дамой из такой конторы, как ваша, возле этого курятника? Тут поблизости есть бар.
– «Охотник»? – наивно спросила Катя, вспомнив мамонтовский допрос.
– Ну да, там и поговорим.
Катя села в машину. Долидзе включил магнитолу. В салон ворвалась «Песня влюбленного солдата».
Бар «Охотник» располагался на окраине Щеголева. Несмотря на вечер, маленький сумрачный зал его был пуст. Долидзе галантно усадил Катю за самый уютный столик в глубине зала и с видом завсегдатая направился к стойке.
– Привет, Сева, дорогой.
– Добрый вечер, Варлам Автандилович, – простоватый с виду бармен широко заулыбался. – Вам как обычно?
– Мне да, девушке…
– Мне кофе, спасибо, – пожелала Катя.
– Девушке фирменную «голубую луну», кофе и вот это, – Долидзе указал на коробку шоколадных конфет.
«Голубая луна» в высоком бокале для коктейля появилась в мгновение ока. В баре «Охотник» злоупотребляли ликером «Кюрасао», давно уже вышедшим из моды в столице.
– Ну, так на чем мы с вами остановились? Ах да, история про долг. – Долидзе разглядывал Катю не спеша, со вкусом. – Учтите, многоуважаемая, все это чистая правда. Случилось это с моим родным дядей Илларионом, когда вас еще и на свете не было. Мой дядя Илларион обожал Сталина. Покажите мне такого грузина, который к Иосифу равнодушен? Но мой дядя Илико…
– Илларион, – поправила Катя.
– Я и говорю, – Долидзе красиво пригубил стакан с виски. – Мой дядя, мир его праху, это был совершенно особенный случай. Когда Иосиф умер, мой дядя, совсем молодой еще человек, бросил все – мать, невесту, незамужних сестер, бабушку Верико – и бросился на вокзал. Он рвался ехать в Москву. А надо сказать – жил он тогда в Зугдиди. Вы бывали в Зугдиди? Нет? И не надо, нечего вам там делать. В те времена из Зугдиди до Тбилиси поезда ходили два раза в неделю. А тут смерть Сталина… Люди, как в войну, ехали на крышах вагонов. Как ни старался мой дядя Зурикелла…
– Илларион, – снова поправила Катя.
– Ну да, ну да, как он ни старался, но за трое суток доехал только до Ростова. В Москву не было поездов, все уже успели зарежимить ввиду похорон. Сердце моего дяди разрывалось от отчаяния. Он прошел весь город пешком. Вышел в чистое поле и решил застрелиться. Он говорил мне спустя годы: сынок, я думал тогда, мой долг мужчины и грузина – застрелиться, потому что умер такой человек.
– Ваш дядя был сталинистом, – сказала Катя. – Это я поняла. Но к чему вы мне все это рассказываете?
– Мой дядя был идеалистом. Но он был мужчиной. Между прочим, его дед по матери был репрессирован за то, что рассказывал в духане историю о человеке, знавшем в Гори семью сапожника Джугашвили. А говорю я все это вам, многоуважаемая, потому, чтобы вы поняли, что такое чувство долга и как оно глубоко сидит в мужской натуре. На какие поступки порой толкает даже пацанов зеленых, – Долидзе вздохнул. – На нелепые, глупые. Романтические поступки.
– Вы все про своего дядю Илико? – спросила Катя. – Или про дуэль Мамонтова со своим дружком?
– Дуэль была честной. Мальчик мне все потом рассказал. Ничего не скрыл.
– Мальчик ваш едва не убил человека, своего приятеля, – заметила Катя. – Но все дело в том, что расследование его показаниям не верит. Он сам виноват. Слишком уж по-дурацки ведет себя. У некоторых создается впечатление, что он просто врет. Что это была не дуэль, а банальная пьяная хулиганка с выстрелами.
– Это была дуэль из-за женщины. Заметьте, стрелялись закадычные друзья. В наше время это странно звучит, – Долидзе вздохнул. – Я провозглашаю тост за странное звучание.
– Подождите с тостом. Из-за кого была дуэль? – Катя цепко схватила Долидзе за руку. – Я знаю, Мамонтов умрет, а не скажет. Из гордости. Так скажите вы, помогите ему.
– Из-за одной женщины.
– Вы ее знаете?
– Да.
– Хорошо знаете?
– Неплохо.
– Ее имя?
