противореча самой себе, вздохнула: – Эх, жизнь наша вдовья. Я-то хорошо это понимаю, сама мужа похоронила. Он у меня военный был, прапорщик. Еще у отца Светланы личным шофером был.
– Здравствуйте, – запоздало поздоровалась Катя, вклиниваясь в паузу. – Простите, что перебиваю вас… Вы, наверное, давно Светлану Петровну и ее подруг знаете?
– Давненько, – домработница усмехнулась: – Студентками они еще были. Девчонки бойкие. Наша-то Света потише, отец ее строго воспитывал. А эти две – Зинаида с Нателлой – сорвиголовы были. Особенно Нателла – и коньки, и лыжи зимой, и танцы до утра под магнитофон. И машину она раньше всех отцовскую выучилась водить. Наша-то Светка до сих пор не может, хоть и права имеет. Дороги, говорит, тетя Паша, боюсь.
– А вы знали мужа Зинаиды Александровны? – спросила Катя.
– Михал Анатолича-то? Конечно, знала. Человек был самостоятельный. Он администратором был, концерты разные для артистов устраивал. Его вся Москва знала. Собой был красавец, волосы, фигура – прям картинка. Хорошо они жили, в достатке. Потом разладилось у них. Слыхала я еще тогда, что он с иностранкой какой-то сошелся. Вроде американкой. Богатая, уехать его манила с собой. Ну и не уехал он никуда. На машине разбился, бедный. В аварию попал – с грузовиком столкнулся, потому как заснул за рулем. Выпил, наверное, ну и сморило его. Выпить-то он любил, бывало, как закатятся они всей компанией в ресторан… Зинаида тогда почернела прямо вся с лица, видела я ее – прямо не узнать было, так убивалась. Жалела мужа-то, несмотря на измену его.
– Что это ты вдруг про покойника речь завела? – спросила Марьяна, когда Школьникова покинула кабинет.
– А что это ты по второму кругу домработницу начала допрашивать?
– У меня прием такой выработан. Я не сразу все вопросы свидетелям задаю. Одно убийство – одни вопросы, второе убийство – другие вопросы. Слышала, что домработница сказала? В день убийства Лосева Мамонтов появился в доме Авдюковых. Они общались с вдовой. Забрал собаку… Черт, при чем тут собака?
– А я разговаривала с Долидзе, – сообщила Катя и вкратце передала суть беседы. – Вот, а ты не веришь в дуэль, – закончила она.
– Все равно это чушь. Хотя… Как занятно все складывается – муж, жена, Мамонтов. Мужа травят, как крысу. А перед убийством охранника снова таинственное рандеву… Но вообще-то что-то во всей этой истории не то. Чего-то чересчур, а чего-то не хватает. Причем самого главного. На, Катюша, прослушай, это запись допроса Усольского.
В кабинете зазвучал раздраженный дуэт двух голосов. Катя слушала внимательно.
– Ну и как, на твой взгляд? – спросила Марьяна, когда дуэт на пленке стих.
– Битва титанов, – Катя вздохнула. – Знаешь, я вообще-то за судебное следствие, за состязательный процесс. А эта бумажная говорильня ради протокола… Когда нет улик и фактов, любые разговоры такого рода только вредны.
– Меня взбесил этот павлин. А жены-то своей как огня, заметь, боится. Как взвился, когда понял, что история с Алиной может наружу выплыть, – Марьяна криво усмехнулась. – Все они одинаковы, сволочи.
– Не из-за этого ли Нателла Георгиевна с собой хотела покончить, – сказала Катя.
– Не стоят они того, чтобы с крыш из-за них прыгать. Я бы на ее месте там, в Риме, этого кобеля с крыши спихнула. Был Орест – и нет Ореста, арриведерчи, Рома.
– Давай-ка на сегодня закругляться, – предложила Катя устало. – Что-то тошно мне, Марьян. Впечатлений полна коробочка – толку вот никакого. Нам глюкозы с тобой не хватает, наверное. С тех пор как Вадька мой уехал, я дома ничего не готовлю. И теперь инстинкт толкает меня на кухню, к привычному нашему месту – к плите, – Катя извлекла из сумки купленный в магазине лоточек с сырым расплющенным цыпленком табака. – Только чтоб он сверху зажарился с корочкой, его надо чем-нибудь тяжелым прижать.
– Сейчас найду что-нибудь, – Марьяна порылась в сейфе и достала оттуда бронзовую куколку. Это был бюст Феликса Эдмундовича, некогда украшавший в присутственно-правоохранительных учреждениях каждый кабинет, а ныне сосланный с глаз долой. – Вот это будет в самый раз. Увесистый. Потом помою, если закоптится.
Варлам Автандилович Долидзе, расставшись с Катей, поехал не домой. Не тот был вечер, чтобы проводить его в душной мастерской. Не то было настроение.
В магазине у бензоколонки он купил бутылку шампанского. Въезжая в Москву, остановился еще раз и купил у метро букет роз. Скоро он уже парковался в хорошо знакомом ему дворе, а через минуту уже звонил в дверь квартиры Зинаиды Александровны.
Та открыла не сразу, а когда открыла наконец, оказалась в банном полотенце с мокрой головой.
– Варлам, ты? Господи, а я думаю: кого это несет на ночь глядя? У нас сегодня воду горячую отключили. Черт бы их побрал совсем! – Зинаида Александровна погрозила кулаком. – Житья никакого. Подожди минуту, – она метнулась в ванную, крикнула уже оттуда: – Я пока голову мою, ты посиди, отдохни. Там у меня на кухне кастрюля греется. Как крикну – подашь.
Долидзе щелкнул каблуками и склонил голову в офицерском поклоне. Бутылку шампанского и букет роз веником он держал под мышкой.
– С прошедшим тебя днем ангела, Зина.
– Спасибо. Я надеюсь, ты не обиделся, что я тебя вчера не позвала.
– Нет, – Долидзе положил розы у двери ванной. – Так даже лучше вышло. Мы на пару с Батоном тебя сейчас поздравим. Эй, Батон, где ты там? К ноге!
Зинаида Александровна, чертыхаясь, загремела кастрюлями в ванной. Долидзе водрузил бутылку шампанского на столик у дивана. По-хозяйски достал из горки хрустальные бокалы. Тут на зов явился заспанный, похожий на сову кот Батон. Долидзе он уважал чрезвычайно. А потому с приятным мурлыканьем потерся о его пыльный ботинок. Потом пружинисто вспрыгнул на колени.
– Все толстеешь, брат? – по-свойски осведомился Долидзе, почесывая кота за ухом.
