и отодвинулась. – Посади его назад, а то ему, наверное, неприятно. Я для него чужой человек.
– Первый раз слышу от девушки такие слова! – засмеялся парень и легонько подпихнул Кешу назад в клетку. Тот не заставил себя долго упрашивать и скрылся за куском дерева. – Обычно все пищат: «Убери, он противный! Гадкий!» А не понимают, дуры, что они со всей своей красотой, может быть, кажутся ему еще большими уродками! Может, бедный варан, видя их, думает: «Куда я попал! Сейчас это чудовище с хищным намазанным ртом сожрет меня одним махом!»
Оля засмеялась:
– Всех надо уважать. И людей и варанов. – Потом осмотрелась внимательнее: – А это у тебя что?
На маленьком специальном столике, примыкающем к большому, под настольной лампой лежала толстая деревянная доска с какими-то странными гвоздиками. К гвоздикам были привязаны веревочки, рядом стоял белый металлический кювет с ножницами, пинцетами, большой препаровальной иглой и какими-то еще другими инструментами.
– Что это? – повторила с появившимся откуда-то неприятным чувством Оля.
– Камера пыток, – криво усмехнувшись, сообщил молодой человек. – Для опытов.
– Над кем? – У Оли в груди появилось неприятное чувство.
– «Над кем!» – передразнил ее молодой человек. – Не «над кем», а на ком! На лягушках, на крысах. Я же студент биофака.
– Так ведь вам опыты на занятиях, наверное, показывают? – не поняла Оля.
– Что там на занятиях! На занятиях – чепуха! Примитив. «Кровообращение лягушки. Нервная система лягушки», – опять кого-то передразнил он. – А у меня здесь – наука. Наукой заниматься надо с молодости, чтобы к тому времени, как выйти из университета, уже что-то сделать, иметь свой материал. Оригинальные мысли приходят в голову, пока голова молодая. А когда бытовуха начнется – должности, обязанности, жена, дети, кухня, – всю оригинальность как рукой снимет! Я таких примеров великое множество видел.
– Ну уж и великое! – усомнилась Оля.
– А что? – высокомерно посмотрел на нее молодой человек. – Да мой брат, например! Был хороший парень, занимался компьютерной диагностикой, пытался найти в жизни что-то свое, а теперь думает только о том, где побольше бабок срубить. А ведь ему нет еще и тридцати! Что говорить – теперь он старик. Даже не столько возрастом – душой.
– А тебе сколько? – спросила Оля.
– Мне? Скоро будет двадцать! – с гордостью сказал хозяин каморки.
– Мне тоже, – Оля старалась больше не смотреть на приспособление для опытов.
– Ну, и что ты в жизни успела сделать?
– Наверное, ничего, – спокойно сказала Оля. – Но я к великим открытиям вообще-то и не стремилась.
– Ну, ясно, и ты, как другие! – презрительно усмехнулся парень. – Здесь никто ни к чему не стремится. Попьют пиво, покурят, побалаганят, никто вроде ничего плохого не делает, потом разойдутся по своим норкам, усядутся и будут терпеливо ждать, пока их родители на теплое местечко не пристроят.
– Напрасно ты так, – покачала головой Оля. – Между прочим, подружка моя, с которой я пришла, живет без родителей, на жизнь себе сама зарабатывает и учится неплохо…
– Это которая? – хозяин приоткрыл дверь и выглянул наружу. – Та, что с Витькой танцует?
– Ну, если этот долговязый – Витька, то да.
– Долговязый-то Витька. А вот у твоей подружки, что повисла на нем, на личике одна-единственная мысль: как бы получше выйти замуж.
– Зря ты так думаешь! – обиделась за подружку Оля. – Она как раз не собирается замуж. Она хочет завести собственное дело.
– Какое же? – ухмыльнулся парень. – Маникюрный кабинет?
– Не знаю, – Оля смешалась. Действительно, подружка говорила о косметическом салоне или бутике. – Да, в общем, нет большой разницы, что она хочет открыть – маникюрный кабинет или овощной магазин. Большинство людей не ставят перед собой великих целей. Они хотят всего лишь комфортно прожить свою жизнь. Без войн и по возможности без сталинского режима. А уж если при этом у них есть деньги на то, чтобы купить машину, съездить отдохнуть или хотя бы на дорогие модные сапоги, они и вообще на седьмом небе от счастья.
– И ты из этаких? – уточнил парень.
– И я из этаких, – спокойно подтвердила Оля. – Не вижу в этом ничего плохого. А лягушек, между прочим, мучить – негуманно! Сейчас даже на коробочках с косметическими кремами пишут – на животных не проверялось.
– Ну, и давай иди, откуда пришла! – разозлился хозяин комнатки.
– И пойду, – Оля пожала плечами и стала надевать куртку. – Только интересно узнать, если ты всех так презираешь и не любишь, зачем ты собрал у себя эту компанию?
– А я никого и не собирал. Мне, если хочешь знать, никто из них и не нужен. Они просто знают, что у меня хата свободная, родителей нет, вот и звонят: «Так и так, давай мы к тебе тогда-то припрем!» Ну, и приходят. Да мне, в принципе, и не жалко. Я все равно, когда дома, больше в чулане сижу. В комнату только спать выхожу. А ем рядом с ящерицами. Они крошки любят, капусту. Иногда колбасу змеям даю. Только редко. Для них нужен специальный корм. Единственное требование – чтобы здесь не совокуплялись и после себя убирали.
– Так это уже тогда два требования, – Оля внимательно следила за его словами.
– Не суть важно, пускай будет два. Так вот – чтоб не совокуплялись, – парню, видно, нравилось произносить при Оле это слово, – и чтоб после себя убирали. Я мусора не терплю. И так за животными каждый день приходиться убирать. Ладно еще хозяйка пока не знает, что я под предлогом косметического ремонта ей стенку в гостиную передвинул, чтобы чуланчик расширить и сделать аквариум.
– Но ведь она все равно это увидит?
– Ну, сразу, может быть, и не поймет. А когда я съеду отсюда, уж будет поздно. Но я, вообще-то, не собираюсь съезжать.
– А почему нельзя было все в комнате устроить? – спросила Оля.
– Так хозяйка же выгонит! – удивился ее несообразительности биолог. – Не все ведь понимают, что земноводные и пресмыкающиеся вовсе не грязные животные! И эти, – он сделал кивок в комнату, – если с пивом в комнату припрутся, то животные с ума от них сойдут.
Оля подумала, посмотрев на его прыщи на подбородке, носу и на лбу: «К маме бы его сводить. Она бы ему кожу очистила. Может, он такой революционер как раз из-за того, что до смерти стесняется своих прыщей? Но все равно интересный парень. Другие говорят только о пиве и о девчонках».
– Ну, давай, вали! – уже дружелюбно сказал после паузы парень. А Оля и думать забыла, сколько прошло времени с начала их разговора.
– Ты что, приезжий? – спросила она.
– Нет, – брезгливо пожал он плечами.
– А дома почему не живешь?
– С предками не хочу. Мать еще ничего, а отец не врубается, достал.
– А меня, наоборот, мать не понимает, – неизвестно зачем произнесла Оля. И ей стало даже неловко за эти слова. В общем-то, никто ее особенно и не доставал. Мать ее кормила, а отец давал деньги. С тех пор как родители разошлись, отец к ним не приходил. С ней разговаривал больше по телефону. А последние два года и мама не любила о нем вспоминать.
– Ну, я пошла, – сказала Оля. – Только я не могу понять, – спросила она вдруг, хотя даже и не собиралась этого спрашивать, – ты что, принципиальный противник секса?
– Могу ответить! – и парень картинно задрал к потолку голову. Обнажилась его худющая шея с выступающим тонким кадыком и небрежная поросль русой щетины. В глубине чулана все так же размеренно водили хвостами рыбы и скалился с этажерки человеческий череп. За его спиной сова потонула в тени, и Оле виднелись только ее стеклянные глаза.
– Когда я провожу свои опыты и получаю нужный мне результат, я чувствую такой подъем всех душевных и физических сил, что ваш примитивный секс, которому вы все так поклоняетесь, не стоит и десятой доли этого чувства!
