Ашот не появится и завтра, придется обращаться в милицию. А там обязательно спросят, почему Барашков, собственно, думает, что человек, который не видел его два года, должен обязательно в первый же день кинуться ему в объятия?
– Завтра прямо с утра позвоню отцу насчет стола, – сказала Тина и закрыла за ним дверь. Она тоже беспокоилась насчет Ашота, но не так сильно, как Аркадий. Она не слышала, какой наигранно веселый голос был у Ашота, когда он звонил Барашкову из Америки. Но Аркадий слышал и прекрасно знал, как часто обладатели такого голоса после веселого разговора натирают веревку мылом и лезут в петлю.
Барашков ушел. Тина, нисколько не боясь уже испортить прическу, стянула через голову тонкий свитерок и надела халат. Халат был застиранный, старенький, но уютный. Выгулянный еще до прихода Аркадия Сеня уже вовсю спал, вытянув лапы через всю комнату. Чистоплотный мышонок Ризкин, как всегда, на ночь чистился в клеточке. Пространство посредине комнаты пустовало. Тина вдруг прошла в коридор, сняла с вешалки свое пальто и кинула на пол. Сняла с себя все до нитки и улеглась на пальто, раскинула в стороны руки, ноги. Запрокинула голову, чтобы увидеть сзади дверь и представить себе человека, который два месяца назад стоял в проеме этой двери. Этим человеком была она сама. Но девушке, лежавшей тогда на этом самом полу вместо Тины, очевидно, было все равно, кто там стоит. Да и не в девушке было дело. Тина накинула на лицо свой старый халат. По лицу потекли слезы и сразу впитались в мягкую ткань. Она больно сжала руками живот и нижнюю часть груди, чтобы вызвать в себе хотя бы подобие ощущения тяжести мужского тела. Ничего не выходило. С балкона по полу несло сквозняком, спине, хоть и на пальто, было жестко. Кряхтя, Тина встала с пола, подобрала и халат, и пальто. «Я, по-видимому, схожу с ума. Или умираю», – подумала она и побрела в ванную. Горячая вода, открытая полностью, забурлила, набираясь. Тине стало легче, пока она смотрела на нее. Она легла в ванну и стала пропускать воду сквозь пальцы рук. Почувствовала, как по коже пошли крошечные пузырьки. «Интересно, – подумала она, – а если вскрыть себе вены, пузырьки так и останутся на коже или куда-то исчезнут?» «Вскрой и посмотри», – будто раздался в голове чей-то голос. Она с ужасом отогнала его от себя, встала из ванны, низвергая потоки воды на пол, и, даже не подумав вытереть его, но мысленно повинившись перед нижними соседями, отправилась в постель.
К лежащей на асфальте скрюченной фигуре приблизился человек. Сначала мужчина хотел брезгливо обойти лежащего. Потом что-то, видимо, привлекло его внимание. Он оглянулся и опасливо наклонился над телом.
– Эй! – негромко позвал он. Ашот застонал. – Ты пьян? – спросил мужчина. Он был коренастым, плотным, с загорелым лицом и бычьей шеей. Ашот слегка пошевелился. Одной рукой он сжимал раненый бок. Мужчина присел на корточки. Что-то блестело в дорожной грязи. Это был фонарик. Мужчина осторожно взял его, чтобы не запачкаться, и посветил. На руке Ашота блестело, как лакированное, красное пятно.
– Да он ранен! – сказал вслух мужчина и оглянулся по сторонам. Никто ему не ответил. Мужчина подумал. На черта ему было связываться с раненым, валяющимся в грязи. Он вздохнул и снова наклонился над Ашотом, принюхался. Запах алкоголя совершенно отсутствовал, зато от шарфа исходил слабый аромат модного одеколона.
– На пьяницу не похож, – опять сказал мужчина вслух и почесал в затылке. – Это кто ж тебя так, бедолага? – Он опять оглянулся по сторонам. – «Скорую», что ли, вызывать?
Сбоку от домов начинался больничный забор.
– Быстрее так донести, – сказал себе мужчина. Из-за угла дома вывернули трое парней.
– Эй, хлопцы, здесь раненый, давайте-ка донесем его до больницы.
– Сейчас донесем! – с невнятным смешком сказал самый низенький из трех, коротконогий.
– Его, видно, ранили, – сказал мужчина. – Вставайте, давайте, двое, руки в замок. Подсадим его, а я буду сзади держать.
Один из троих, видимо главный, вдруг свернул в сторону и повлек за собой остальных.
– Некогда нам, – буркнул он, и, не поднимая головы, чтобы было не видно лиц, вся троица исчезла в соседнем дворе.
Мужчина тоже выматерился. Он снова наклонился над Ашотом и поглядел в его лицо. Одна его половина была сине-грязной, из носа шли потеки крови, глаз совершенно заплыл, а кожа над бровью была содрана и свернулась в гармошку уже почти на границе роста волос.
– Здорово тебя отделали, – сказал человек и, уже не обращая внимания на грязь, стал подсовывать руки под тело Ашота. Тот снова застонал, но по шевелению мышц его рук и ног человек понял, что Ашот осознает его действия и хочет ему помочь.
– Терпи, парень, – мужчина взвалил худенького Ашота на плечо и быстрыми шагами потащил его к входу в больницу.
– Упустили его! – грязно выругался беззубый, когда вся тройка вернулась в песочницу. – Чего не дал того доброхота попугать! Хотя б повеселились, – он все сплевывал кровавую слюну в песок.
– Да ладно, зато пожрали! – коротконогий похлопал беззубого по плечу. Тот отмахнулся и опять грубо выругался.
– Мотаем отсюда! Завтра выйдем, еще кого-нибудь найдем. Какие наши годы?
– Расходимся, – сказал главный. – Если тот чурку до больницы доволочет, там ментовку вызовут. Зачем нам проблемы?
– Ни за чем, – миролюбиво сказал светловолосый, и вся компания неспешными шагами разошлась по своим делам.
Больничная проходная была закрыта. Мужчина прислонил Ашота к стене, ногой забарабанил в дверь.
– Кто там? – охранник слегка придвинул лицо к стеклу маленького окошечка, но дверь не открывал. Мужчина нашарил за пазухой служебное удостоверение и шлепнул его к стеклу, чтоб можно было прочитать. Охранник прочитал и отпер дверь.
– А это кто?
– Раненый. Давай помоги занести в приемное.
– Не положено вообще-то… – Охранник не знал, как поступить.
– Я сам разберусь, положено – не положено, – тон у мужчины уже стал другим, не таким, как на улице. Очевидно, приняв решение, он не привык от него отступать. Охранник еще поколебался немного.
– Если чего, я главному врачу скажу, что вы настояли, – сказал он.
– Бери давай, не бросать же человека на улице помирать!
– Е-мое, он еще и грязный. – Охранник взял Ашота на вытянутые руки, боясь испачкаться.
Больничный двор худо-бедно, но был освещен. Человек с пропуском заглянул Ашоту в лицо:
– У тебя документы какие-нибудь есть?
Запекшиеся губы чуть раскрылись.
– В сумке…
– Ограбили? – спросил мужчина. Никакой сумки возле раненого он не заметил.
– Угу.
– Терпи, милый. Сейчас. – Они подошли к приемному, и охранник, не отрываясь, стал жать на звонок.
– Иду… – раздался голос, и дверь отворили
– Посторонитесь! – крикнул мужчина. Они с охранником втащили Ашота, положили его на кушетку в коридоре.
– Куда, куда? – испуганно закудахтала фельдшерица. Еще одна женщина в белом халате, сидевшая в кабинете, высунулась в коридор.
– Что же это такое? Кого вы тащите? – повысила голос фельдшерица, увидев женщину.
– Ранили на улице. Вызывайте хирурга и окулиста, – сказал мужчина.
– Так надо в травму, – вступилась женщина. – Я – врач приемного отделения. Хирург его осмотрит, но будем вызывать перевозку…
– Пусть хирург его сначала осмотрит. Вызывайте быстрее! – Мужчина стоял уже весь красный и грязный и ужасно злился. Охранник подумал немного и решил тихонько уйти.
– А вы, собственно, кто? Родственник? – спросила докторша из приемного.
