желая присоединиться к компании, прыгнул к ней на колени. Она не спускала с Андрея вопрошающего взгляда.
- Ну да. Так оно и выходит, - сказал он наконец.
Он старался отнестись к решению Зины с покорностью и смирением, насколько это было в его силах Если такая хорошая женщина с такими прекрасными побуждениями решила так, а не иначе, - значит, так нужно. Он не надеялся увидеть ее еще раз до отъезда, и его единственным желанием было не испортить тех немногих часов, которые им оставалось провести вместе.
Он сел около нее на диване.
- Тем, которые ведут такую жестокую борьбу, как наша, приходится закалять сердца против нежных чувств, - сказал он задумчивым тоном.
Он был расстроен и не чувствовал охоты вступать в спор. Но на этот раз Зина перешла в наступательный образ действия. Она много думала о вопросе, вызвавшем замечание Андрея, особенно в последнее время. Ей не хотелось, чтоб Андрей расстался с нею под впечатлением, что она теперь относится отрицательно к тому, что так высоко ценила прежде.
- Почему же вам не принять в таком случае теории Нечаева*, - сказала она с легкой иронией, - по которой, чем больше революционер походит на бревно, тем ближе он к совершенству? Все сильные человеческие чувства налагают на вас некоторым образом путы. Но скажите, какой прок от людей, неспособных на такие чувства?
* Нечаев С.Г. (1847-1882) - революционер 70-х годов, по теории Нечаева, для совершения революции достаточно нескольких заговорщиков, могущих увлечь за собой народные массы, хотя бы и бессознательные.
- Вы смешиваете два совершенно различных рода чувств, - уклончиво ответил Андрей.
Зина собиралась возражать… Но как раз в эту минуту случилось нечто окончательно прервавшее их разговор.
- Погодите минутку. Как будто стучат, - сказал Андрей.
Они стали прислушиваться. Стука не было слышно, но раздался странный шум, как будто горсть мелких камешков была брошена в оконное стекло.
- Шалость какого-нибудь мальчугана! - заметила Зина.
Они никого не видели на улице. Но Вулич открыла окно и, выглянув, радостно воскликнула:
- Василий!
Она бросилась вниз, чтобы впустить его.
Через минуту рослая фигура Василия с сияющим лицом показалась в дверях. В одной руке у него был чемодан, в другой - узелок с бельем.
Андрей и Зина поднялись ему навстречу, чтобы обнять и приветствовать его, будто он возвратился из дальнего путешествия.
- Я говорил, что он выйдет сух из воды! - сказал Андрей и так хлопнул его по плечу, что тот зашатался. - Ну, расскажи, какие у тебя были приключения за это время?
- Хлопотливая была возня! - вздохнул Василий, усаживаясь в кресло. - Я сам себе не верю, что все кончилось.
- Вы были арестованы? - спросила Вулич.
- Хуже! - отвечал Василий, махнув рукой.
- Что? Вас, может быть, пытали? - сказала с улыбкой Зина.
- Хуже этого, уверяю вас! - повторил Василий.
- Да что же, наконец, с тобой произошло? Рассказывай все по порядку, - торопил его Андрей.
Василий рассказал, как пришла полиция, как справлялась об Андрее, как он разыграл дурачка и получил позволение смотреть на фейерверк из чуланчика.
- Отчего ты не ушел вместе со мною? - спросил Андрей.
- Конечно, - сказал Василий, почесывая затылок, - это было бы самое лучшее, если б я мог предвидеть, что случится потом. Но я думал, что полиция уйдет и оставит меня в покое. Вот я и решил остаться на время.
- Ну, что же дальше? Долго они меня дожидались? - спросил Андрей.
- До полуночи! - сказал Василий с негодованием. - Они позвали меня через полчаса после того, как я тебя предупредил, и мне пришлось занимать их разговорами. И курьезная вещь, - добавил он другим тоном, - я сам их задерживал, подавая надежду, что ты можешь еще вернуться!
Изумленная улыбка появилась на губах у Василия, но исчезла немедленно, и лицо его сделалось опять серьезным.
- В половине первого полицейские поднялись с места. 'Наконец они уберутся к черту!' - подумал я. Но не тут-то было. Перед уходом квартальный стал подучивать меня не говорить тебе, когда ты вернешься, об их посещении, и прибавил, что придет завтра в восемь часов утра. Это было мне совсем не с руки; но я не хотел портить паспорт бегством и решился выжидать. Он явился.
'Жилец вернулся?'
'Никак нет, ваше благородие'.
'Где он может быть?'
'Не могу знать, ваше благородие!'
Я был уверен, что теперь он уйдет взаправду. Но он пристал ко мне, как пиявка.
'Послушай, Онисим, - он так ласково говорит мне, - я вижу, ты парень хороший и если будешь вести себя как следует, то получишь от меня три рубля. Оставь свои вещи тут и обойди все трактиры и кабаки по соседству: авось найдешь своего жильца'.
'Слушаю-с, ваше благородие, - говорю я, - да только мне нужно сегодня в Полтаву ехать'.
'Ничего, у тебя много еще времени. Помни, три рубля заработаешь, коли поймаешь! - И он наставлял меня: - Когда увидишь, не пугай его. Скажи, что паспорт прописан и получен обратно. Он обрадуется и пойдет с тобой охотно Затем, как завидишь первого городового, хватай его за шиворот и волоки. Понимаешь?'
'Понимаю, ваше благородие', - говорю я.
'Сделаешь так, как я тебе приказываю?'
'Сделаю, ваше благородие!'
Рассказывая историю своего приключения, Василий снова вошел в роль разыгранной им комедии и передавал все в лицах среди общего хохота друзей. Он нагнул голову, вытянул шею, сжал губы с выражением сосредоточенного внимания и энергично кивал головой в знак согласия.
- Мы вышли вместе из дому, - продолжал он, - и я начал обходить кабаки и трактиры. Мне необходимо было это сделать, потому что я не был уверен, что за мною не следит шпион. Вот тогда-то я и встретил Ватажко, но подумал: лучше не разговаривать с ним. В четыре часа дня я вернулся домой. До поезда в Полтаву оставалось полтора часа, и я уже надеялся, что настал конец моим мытарствам. Расплатился я с хозяйкой, уложил вещи и вышел на улицу, размышляя о том, как бы безопаснее добраться до вас. Но смотрю - и что же? Вижу, мой квартальный переоделся в партикулярное* платье и следит за мною из-за угла. Проклятый! Он все еще не хотел оставить меня в покое. Мне ничего не оставалось делать, как ехать на вокзал, вместо того чтобы идти к вам. Я взял извозчика; следом за мной квартальный нанял другого. Мы приехали задолго до отхода поезда. Касса еще не была открыта. Квартальный стоял у прилавка с газетами. Я прогуливался взад и вперед и глазел в окна, на двери, на потолок - на все, одним словом, кроме квартального, которого мне не полагалось видеть. Однако я ни на минуту не терял его из виду. Я рассчитывал, что, проводив меня на вокзал, он оставит меня в покое. Но он и не думал уходить и все время следил. Касса наконец открылась Публика потянулась гуськом за билетами. А он все еще тут, негодяй! Я направился к кассе, надеясь, что это его удовлетворит. Квартальный действительно ушел с своего места, но только для того, чтобы приблизиться к кассе. Я не знал, что делать. Взять билет в Полтаву и выйти на первой станции? Но у меня всего было два рубля в кармане - меньше чем полбилета. Спросить билет только до следующей станции, а не в Полтаву? Этого я не мог сделать, потому что квартальный услышал бы меня и,
