висевшего там большого вечевого колокола собирался державный народ. Священная веревка колокола принадлежала всем, каждый посадский человек был вправе созвать вече для обсуждения любого вопроса, касавшегося благополучия граждан или государства. Народ был властелином, даже деспотом, как видим, подчас гневным и вспыльчивым, но неизменно благородным и добрым, как легендарный восточный царь, отец своего народа, всегда доступный самому худородному из своих подданных, всегда готовый исправить причиненное зло и сурово наказать извергов - богатых и сильных. Никто не отважился бы зря, по маловажному поводу нарушить покой дремлющего льва; тем более никто не мог бы помешать беднейшему горожанину созвать народ и подать жалобу на нанесенную ему обиду, кто бы ни был обидчик - посадник или князь, и заставить его явиться и держать ответ на вече.
Правила созыва веча были несложны, и народные собрания проводились почти без всяких формальностей. Верховная власть принадлежала всей массе народа, и, где бы, когда бы он ни собирался, его воля была законом. В летописях, например, повествуется о том, как новгородское ополчение, расположившись лагерем перед лицом врага, провело вечевое собрание и приняло решения, считавшиеся столь же обязательными, как если бы они были вынесены посадскими людьми на главной площади стольного города.
Но что отличает наше древнее вече, как и наши миры, от всех подобных народных собраний - это отсутствие всякой системы голосования. В любой другой республике, какой бы она ни была свободной и демократической, - в Спарте и Риме, в Афинах и Флоренции - всегда в той или иной форме голосовали, и основой их политического порядка являлся принцип подчинения меньшинства решению большинства. Этот принцип, как нам представляется, противен славянской натуре. Я говорю славянской, а не русской, ибо у всех славянских народов, обладавших подлинно свободными общественными учреждениями, мы неизменно обнаруживаем, что совесть народа приемлет один лишь принцип - принцип единогласного решения.
В Польше этот принцип воплотился в незыблемом законе, и ничего не могло быть губительнее и нелепее этого закона. В польском сейме достаточно было одному человеку, который мог быть подкуплен внешними врагами, крикнуть свое liberum veto*, чтобы сделать недействительным решение всего собрания. В республиках украинских казаков по обе стороны Днепра и в воинственной Запорожской Сечи тоже господствовал принцип единогласия - при издании законов там никогда не применялось голосование. Однако бывало, что более многочисленная или, во всяком случае, более сильная партия находила действенный способ побороть оппозицию. Когда возникал особенно важный вопрос, например избрание атамана или старшины, и ни одна из спорящих сторон не намерена была уступить, обычно в ход пускались кулаки, и, после того как более слабую группу вдосталь полупили, она отказывалась от сопротивления, достигалось желанное единодушие и кандидаты избирались при всеобщем, шумном одобрении. Споры иногда разрешались и более быстрым путем - ножами вместо кулаков.
* свободное вето (лат.).
Вече на Руси, особенно в Новгороде Великом, о котором мы осведомлены подробнее, чем о других, временами тоже бывало весьма бурным. Летописцы сообщают о частых горячих спорах, изредка кончавшихся кровавыми побоищами и смертоубийством. Но, судя по всему, то бывали лишь исключительные случаи. Республика не могла бы существовать, тем более достигнуть процветания и могущества, если бы в ее столице постоянно шла гражданская война. Как правило, в споре одерживала верх умеренная позиция и расхождения преодолевались мирно, путем взаимных уступок. Мягкость и восприимчивость славянского характера допускали самое широкое применение принципа, основанного на благородном чувстве - уважении к правам меньшинства, чувстве, объявленном одним выдающимся английским публицистом основой истинной свободы.
Глава IV
В органах управления наших древних государств мы видим, следовательно, ту же удивительную черту, которая отличает скромные сходки в безвестных деревнях, - принятие законов путем единодушного решения.
Но, как уже упоминалось в первой главе, это отнюдь не единственная общая черта, присущая вечу и миру. Сходство обнаруживается и в частностях. Можно даже сказать, что их тождественность почти полная, и это представляется нам явлением необыкновенно примечательным, если учесть, как различны условия, в которых действовали эти два органа самоуправления, и каким длительным временем они разделены: вече исчезло много веков назад, а мир в деревне сохранился и доселе. По своему укладу, несложным функциям и беспорядочному характеру собраний общинный сход является не чем иным, как пережитком веча, правда в гораздо меньшем масштабе, но без существенных изменений в его организации. Если и существует тут различие, то, безусловно, меньше, чем, скажем, между домашней кошкой и бенгальским тигром или между пугливой ящерицей, прячущейся при малейшем шорохе в ближайшую щель, и свирепым ящером, обитающим в реках Латинской Америки; невзирая на их кажущуюся разность, оба принадлежат к одному семейству, близкое сходство между миром и вечем не подлежит сомнению, и нетрудно было бы проследить замечательную преемственность нашей древней системы народного самоуправления. Собираться, обсуждать свои дела, обеспечивать свои нужды и управлять своей общиной - привилегия свободных людей, и вече было единственной формой правления, приемлемой для средневекового славянина. Даже наши корабельщики, храбрые новгородские ушкуйники, одновременно воины и гости-мореходы, плывя по морям и рекам целыми компаниями, как средневековые каменщики или современные рабочие артели, вместе со своими товарами несли в неведомые края и вече со всем его укладом. Наряду с вечем Великого Новгорода, деяния которого описаны в старинных летописях, местные веча были и в менее крупных городах, а сходы - в бесчисленных деревнях, разбросанных по всей русской земле. Вечевой уклад в больших и малых городах был совершенно сходен по своему характеру.
Но в борьбе за существование, борьбе не менее реальной в области политической, чем в животном мире, крупные организмы - городские веча погибали, как те допотопные исполины, которые вопреки своим размерам либо не способны были устоять против врагов, либо не могли выжить в изменившихся, неблагоприятных для них климатических условиях. Веча в меньших городах разделили судьбу своих старших братьев, в то время как сельские сходы, неуязвимые благодаря самой своей незначительности, живут и остаются неизменными. И вот мы видим перед собой любопытный, если не единственный в своем роде, пример из исторической палеонтологии - сохранение в течение столетий древнего установления при совершенно изменившемся и по своей сущности враждебном ему политическом строе.
Позволительно спросить, каким образом могла произойти такая аномалия? Очень просто, таким же путем, каким маленькая рыбешка спасается через петли большой сети. Всякая форма правления основана на принципе податного обложения. Государство так же не может существовать без денег, как человек без принятия пищи. Но в полудикой, малоцивилизованной стране с огромными пространствами и совершенным бездорожьем, с населением, всегда находящимся в движении, насилием ничего нельзя достигнуть и за редким исключением отдельных членов общины нельзя ни обязать, ни принудить. Правительство может принимать законы и требовать податей, но оно не в силах обычными средствами заставить повиноваться законам и платить подати. По этой причине царское правительство во все времена было вынуждено признавать сельские общины, подтверждать их привилегии, обращаться с ними как с независимыми корпорациями и позволять им решать свои собственные дела. Поземельные списки находились не у владельцев земли, а в общинах. Подати исчислялись на основе этих списков и вносились сообща всей деревней. Если общинник уходил из деревни и не вносил своей доли налогов, казна не терпела убытка, она взимала ту же сумму, пока не составлялись новые списки, что могло растянуться на годы.
