Вместо глаз светились крохотные металлические арки. Вставленные зеркальные наглазники.
– А ваша обезьянка умеет говорить? – спросила Майа.
Мартышка была без обуви. Ее маленькие волосатые лапы, вылезавшие из-под брюк, казались особенно противными.
– Моя обезьянка – виртуалка, – беспечно откликнулась Бубуль. – Где же ваши наглазники, Майа?
– У меня нет наглазников. И перчаток тоже нет.
– Quel dommage, – не скрывая своей радости, воскликнула Бубуль. – У моих родственников в Штутгарте завод по изготовлению наглазников. У меня четыре дяди. Они родные братья! Вы знаете, какая это редкость в наши дни, когда четыре брата в одной семье? Пятеро детей. Конечно, считая мою маму. Теперь такого не встретишь! Но со мной всегда случается что-то, чего с другими никогда не бывает. – Бубуль открыла свой рюкзак и дала Майе упакованные в пластик наглазники в проволочной оправе.
– У них жидкая основа? – поинтересовалась Майа, осмотрев линзы.
– Они способны принимать любую форму, – пожала плечами Бубуль. – Возьмите еще эти перчатки. Я бы не назвала их модными. Но такие перчатки надевают на званые вечеринки, после которых можно проснуться бог знает где. Не повредите пальцы, натягивайте помедленнее, вот так.
– Я вам очень благодарна за это одолжение. Вы так добры.
– Это не одолжение. Они теперь ваши! Мои дяди любят дарить детям подарки. Они считают, что у рынка должны быть перспективы.
– У меня тоже есть кое-что для тебя, Майа, – внезапно проговорила Бенедетта, очевидно движимая чувством. Из-под воротника своей блузки она сняла с шеи алмазное ожерелье и тонкую золотую цепочку. – Вот. Это для тебя. Тебе они очень пригодятся.
– Алмазное ожерелье!
– Да не смотри с таким удивлением, алмазы способен огранить любой идиот, – сказала Бенедетта и надела ожерелье на шею Майи. – Лучше взгляни на кулон.
– Соловей в золотом гнезде! Какая прелесть, Бенедетта! Но я не могу принять такой подарок.
– Золото – это дерьмо. Ну, что ты так уставилась, будь повнимательнее и слушай. Золотое гнездо вставляешь себе в ухо. Это переводчик. Алмазные бусины – память, в них содержатся все европейские языки. Видишь маленькие номера, на бусинах? Эта птица, она понимает по-английски, по-итальянски и по- французски. Тебе не нужен итальянский как основной язык, так что пользуйся английским, это бусина номер один. Передвинь английский в центр гнезда, а итальянский немного назад. Итальянский – это бусина номер семнадцать.
– Итальянский идет семнадцатым? – переспросила Бубуль.
– Это швейцарский прибор. Из Базеля.
– У швейцарцев совсем нет чувства юмора, – заметила Бубуль. – Только потому, что Милан купил Женеву... Завидуют.
Майа вынула из цепи итальянскую бусину, а затем вытащила английскую из золотого гнезда и осторожно передвинула итальянскую алмазную бусину к маленькой гравированной птичьей ноге. Крохотные бусины с легким звоном встали на новые места.
Она аккуратно засунула кулон в раковину правого уха. Кулон согнулся, как металлический наушник. Что- то тонкое и упругое вползло в ее ухо. Ей ужасно захотелось сорвать с головы это устройство, потому что в ухе защекотало и вообще было неприятное ощущение.
– У него нет батареек, – сказала ей по-итальянски Бенедетта. – Тебе придется всякий раз согревать птичку своей кожей. Если птице станет холодно, она сразу погибнет.
У нового переводчика был замечательный, похожий на флейту резонанс – прямо рядом с ее барабанной перепонкой.
– Какой приятный! Какой чистый звук!
– Запомни, там нет батареек.
– Нет батареек. Ладно. Видимо, это какая-то странная особенность.
– Это не жучок. Это перо, – мрачно пояснила Бенедетта. – Выпущена целая партия аппаратов-птиц. Швейцарцы не упустили ни одной детали, когда их конструировали.
Майа расправила на шее алмазное ожерелье и спрятала его под блузку. Она не могла скрыть своей радости:
– Ты очень великодушна. Хочешь, я подарю тебе мой немецкий переводчик?
Бенедетта осмотрела его.
– С немецкого на английский. Я не смогу им пользоваться. Это ерунда для туристов. – Она вернула его Майе. – Теперь мы способны говорить как цивилизованные люди. Покажи нам свой дворец, посмотрим, что это за палаццо.
– Надеюсь, что аппарат сработает. – Майа прикоснулась к гладкой блестящей поверхности фуросики. – А мои перчатки включились?
– Что-то происходит, – заподозрила Бенедетта. Бубуль надела прекрасного качества перчатки лимонного цвета и аккуратно приладила наглазники.
– Это так волнует. Патапуфф и я любим дворцы памяти. Правда, Пуфф-Пуфф?
Майа рассчитывала, что обезьяна заговорит, и напряглась в ожидании. Но та ничего не сказала, и Майа с облегчением вздохнула. Ей нравились говорящие собаки, но в их умении говорить было что-то неприятное.
