рассчитывая освободиться. К тому времени все трупы были уже убраны в морг, раненых отправили в операционную, а спецназовцы ФСБ переоделись в белые халаты и растворились в коридорах клиники.
Лео Бертран лично вышел к полиции. Что он им говорил, никто не слышал, но по тому, как быстро разъехались автопатрули, было понятно, что объяснения директора частной клиники их вполне удовлетворили.
– Интересный тип этот ваш Бертран, – проговорил Локис, наблюдая, как отъезжают машины с мигалками.
– Старый чекист, – хмыкнул Дроздов. – Его сюда еще в брежневские времена выслали.
– Давно ты с ним знаком?
– Лет пять или шесть. С тех пор, как начали в заграничные командировки посылать.
– Кто вообще он такой? – Локис развернулся и медленно пошел по гравийной дорожке по направлению к корпусу. – Ты сказал, что он врач, диссидент и так далее. Но знаешь, как-то это не вяжется с тем, что я вижу.
– Да я и сам толком не знаю, – признался Дроздов. – В конторе мне его представили как врача, но, насколько я заметил, в оперативной работе нелегала он разбирается не меньше, чем в человеческих кишках. Да и клиника эта какая-то странная…
– На это я уже обратил внимание, – проворчал Локис. – Забор под током, охрана с боевым оружием, повсюду камеры наблюдения… Но самое главное, вышколенная обслуга, которая не задает лишних вопросов и не сует нос не в свои дела. Все это наводит на определенные размышления… Мне вот только не совсем понятно, как эти уроды сюда попали? Вы, кстати, выяснили, кто они такие?
– Не до того было, – недовольно проговорил Дроздов. – Сам же видел. То Гудаева искали, то с полицией объяснялись… Давай сейчас попробуем выяснить, ху из ху.
Они вошли в главный корпус клиники и, поднявшись на второй этаж, отыскали хирургический корпус.
– Простите, мадемуазель, – обратился по-французски Дроздов к молоденькой медсестре в короткой юбке и кокетливой наколке. – К вам только что поступил человек с огнестрельным ранением. Вы не подскажете, в какой палате он лежит?
– Не понимаю, о чем вы говорите, месье, – ответила девушка, улыбаясь как можно доброжелательней. – Сегодня поступил только один человек с огнестрельным ранением, но это было еще днем…
Спецназовцы изумленно переглянулись.
– Простите?.. – вопросительно вскинул бровь Дроздов.
– У нас нет такого пациента, – пояснила медсестра. – За последние восемь часов в клинику не поступало. Во всяком случае, при мне…
Девушка опять улыбнулась и, сделав перед мужчинами книксен, быстро пошла по больничному коридору.
– Ты что-нибудь понял? – спросил Дроздов у Локиса, все еще не приходя в себя от легкого шока. – Мадемуазель утверждает, что в клинику никого не привозили как минимум восемь часов.
– Н-да, – протянул Володя. – Странная эта больница. Какие-то секреты, тайны… Прямо какой-то шпионский центр посреди Парижа, а не клиника.
Дроздов пристально посмотрел на Володю, но ничего говорить не стал. Круто развернувшись, он пошел к выходу. Локис недоуменно посмотрел ему вслед и, пожав плечами, пошел за ним. Все эти тайны и секреты Володе уже порядком надоели.
Глава 32
Раненного во дворе клиники боевика они нашли с помощью Бертрана-Бертанберга.
– Вы таки очень наивные молодые люди, – тихо посмеиваясь, сказал он, ведя их в какое-то отдаленное крыло больницы. – Неужели вы полагаете, что можно держать в одной клетке ворону и канарейку? Ворона скушает несчастную птичку, как только это будет возможно.
– Вы про птичек к чему, Лев Моисеевич? – поинтересовался Дроздов.
– К тому, – назидательно ответил Бертран, – что я не имею морального права держать этого бандита и шлемазла в одной палате с добропорядочными французами. Он же заразный!
– И куда вы его?.. – осторожно поинтересовался Локис.
– Туда, куда он все это время стремился, – как о самом собой разумеющемся сказал Бертран. – У него теперь просто превосходная компания: Наполеон, Гарибальди; кажется, есть даже Робеспьер. Им будет о чем поговорить и поспорить…
Профессор опять тихо захихикал и толкнул дверь маленькой карантинной палаты-бокса.
– Прошу вас, господа, – пригласил он. – Вы можете с ним поговорить, – сказал он на прощание и, осмотревшись, зачем-то добавил: – Здесь вам никто не помешает, звукоизоляция в боксе очень хорошая.
Боевик лежал на массивной металлической кровати. Его руки были привязаны простынею, как это делают с буйными пациентами психиатрических клиник. Перебинтованная нога была приподнята над спинкой кровати. Он с ненавистью смотрел на вошедших, словно хотел превратить их в кучки пепла. Дроздов и Локис дождались, когда Бертран выйдет.
– На каком языке будем разговаривать? – спросил Дроздов, присаживаясь на стул. Локис остался стоять у двери, заложив руки за спину. – Не думаю, что ты выучил французский – тебе это в падлу. Верно?
Раненый демонстративно отвернулся от фээсбэшника, давая понять, что говорить он не будет.
– Что, – усмехнулся майор, – кодекс бандитской чести запрещает сотрудничать с властями? А ведь у тебя выбор небольшой. Ты сгниешь в этой клинике, а месье Бертран постарается, чтобы ты желал смерти. Он будет очень стараться, если я его об этом попрошу.
– Вам, русским, не понять, что такое горский дух, – высокомерно и даже пафосно ответил боевик. – Я не боюсь смерти, я ее жду! Умереть за свободу…
– Так, – решительно перебил говорившего Володя. – Мне эта агитация уже порядком надоела. Значит, слушай сюда, урод. Я университетов, как он, – Володя кивнул в сторону Дроздова, – не оканчивал; не то, что международного, элементарного юридического права не знаю. У меня свои законы.
Локис достал из кармана складной нож и подошел к боевику, который немного испуганно следил за тем, что делает разведчик. Острое лезвие легко распороло бинты. Володя внимательно осмотрел две свежие раны на бедре. Хирург не накладывал на них швы. Края отверстий были отсечены скальпелем, а сами они затянулись тонкой коркой сукровицы.
– Значит, смерти ты, скотина караванная, не боишься? – зловеще уточнил Локис.
– Вова, – тревожно проговорил Дроздов, приподнимаясь со стула, – ты что задумал?
– Сейчас увидишь, – пообещал Локис и добавил с ухмылкой: – Слабонервных просим удалиться.
Он придавил одной рукой ногу боевика к металлической спинке кровати, а указательный и безымянный пальцы другой с размаху вонзил в раны боевика, стараясь протолкнуть их как можно глубже.
Звериный вой оглушил Дроздова. Много повидавший в своей жизни спецназовец ФСБ даже не представлял, что обычный человек может так кричать. Майор знал, что у диверсантов армейской разведки методы допросов «языка» ни гуманностью, ни законностью не отличаются. И, что самое удивительное, в большинстве случаев эти «шалости» сходили разведчикам с рук. Дроздов помнил только один случай, когда начальника разведки осудили на реальный срок. Да и отсидел-то он его не полностью.
– Ну, – спросил Локис спокойно, слегка шевеля пальцами в ранах, – будешь продолжать геройствовать или начнешь разговаривать?
– Вовка, прекрати! – взмолился Дроздов.
– Я же говорил, – даже не посмотрев в сторону майора, ответил Локис, – слабонервные должны покинуть помещение. Будешь говорить, сука?
Последние слова были обращены к боевику, который продолжал выть на одной ноте от жуткой боли. Ответить он не мог и только покивал.
– Вот так-то лучше, – удовлетворенно проговорил Локис, вынимая из ран перепачканные кровью пальцы и вытирая их о простыню. – Вопрос первый; кто вы такие?
– Национальный фронт освобождения Северного Кавказа, – с трудом выговаривая каждое слово, ответил боевик.
