белого бычка… Чего не ешь-то? Брезгуешь, что ли?
– Забери свою собачью жратву! – зло выкрикнул Гудаев, смахивая поставленную перед ним тарелку. Та с жалобным звоном разбилась, еда расплескалась по полу.
– Дурак ты, Салман, – с сожалением проговорил Локис и нагнулся, чтобы собрать осколки.
Несмотря на философский настрой, осторожности Володя не утратил. Поэтому движение справа, там, где сидел Гудаев, он скорее почувствовал, чем увидел. Резко перекатившись вперед, вскочил на ноги, принимая боевую стойку. В следующее мгновение каблук дорогого английского ботинка громко впечатался в пол в том месте, где только что была голова Локиса.
– А ты, Салман, опасный зверек, – засмеялся Володя. – А главное – коварный. Только напрасно все это. Хоть трупом, но в Россию мы тебя довезем.
Гудаев сверлил разведчика горящим взглядом, словно хотел прожечь им дырку в груди Володи.
– Ладно, – проговорил Локис, понимая, что разговаривать «по душам» с пленным совершенно бесполезно. – Есть ты, похоже, не хочешь. Так что побибикал – и в гараж. Хорошего, как говорится, понемногу.
Понимая, что на одной попытке напасть Гудаев вряд ли остановится, Володя, соблюдая осторожность, подошел к нему.
– Только не вздумай брыкаться, – предупредил он. – Иначе я тебе вторую челюсть вынесу. Я это делать умею…
Договорить Володя не успел. Гудаев, видимо желая показать воспетый некогда русскими классиками «свободный горский дух», повторил попытку напасть на разведчика. В тот момент, когда Володя потянулся к пленному, чтобы прицепить его руку, Гудаев неуловимым движением выхватил из-за спины токарную стамеску – длинный широкий инструмент, заточенный с торца до бритвенной остроты. Видимо, мастер, после того как работал, оставил его на станке, а Купец по какой-то причине не заметил.
Но Гудаев не учел особенностей полукресел стиля рококо, которые, в отличие от более поздних своих собратьев двадцатого века, имели высокие подлокотники, преимущественно закрытые. Именно эта особенность мебели восемнадцатого века спасла жизнь Локису. Для того чтобы вытащить свое оружие, а потом размахнуться и нанести сбоку или сверху смертельный удар, Гудаеву пришлось бы вытягивать руку высоко вверх. Сделать это быстро, а тем более незаметно, он никак не мог, поскольку стамеска была довольно длинной. Кроме того, Салман сидел в полукресле, плотно прижавшись к его спинке. Он был просто вынужден пуститься на рискованную хитрость. Вытаскивая инструмент, Гудаев резко наклонился вперед, рассчитывая таким образом сократить траекторию движения руки и вонзить стамеску Локису в живот. Одновременно с этим становилась видна сама стамеска, а значит, утрачивался фактор внезапности.
Едва пленный эмиссар сделал движение корпусом вниз, Локис молниеносно среагировал. Отпрыгнув назад, он с кругового разворота ударил противника ногой в голову. Но, видимо, Гудаев тоже был не понаслышке знаком с рукопашным боем. Несмотря на то что он мог защищаться и атаковать только одной рукой, дрался Салман отчаянно.
Выскочив из полукресла, он, стоя в полусогнутом положении, то размахивал стамеской, как саблей, то пытался нанести колющий удар. Делал он это с такой быстротой, что Володя несколько раз терял взглядом конец стамески. В какой-то момент он поймал его в крайней точке зависания и нырнул под руку Гудаева, одновременно падая на одно колено. Перехватив занесенную руку Салмана с зажатой в ней стамеской в локте, Володя круговым движением завел ее себе под мышку, намертво заблокировав ее. Резко поднявшись в полный рост, он заломил руку Гудаева через рычаг своего локтя. Эмиссар, взвыв от боли, выпустил стамеску из руки. Локис сильно дернул его на себя, выставляя вперед колено. Удар пришелся в грудь. Внутри у бывшего полевого командира что-то ухнуло – словно стукнули палкой по пустой металлической бочке. Его откинуло назад в полукресло. Голова у него запрокинулась за спинку, он надрывно закашлял, лицо побелело, по нему катились крупные капли пота.
На крики в мастерскую вихрем влетел Купец. Из-под его локтя выглядывала испуганная Аня.
– Что случилось, Медведь? – быстро подходя к ним, спросил Демидов, бросая мимолетный взгляд на задыхавшегося от кашля Гудаева.
– Ты эту скотину обыскивал? – вместо ответа кивнул на пленника Локис.
– Разумеется, – пожал плечами Купец, – ничего особенного у него нет. Но на всякий случай я себе все забрал… А что случилось-то? Ты можешь объяснить толком?
Володя молча поднял с пола сорокасантиметровую стамеску и попробовал ногтем остроту заточки на торце.
– Тогда откуда, по-твоему, он эту хреновину взял? – поинтересовался Локис.
Демидов оценивающе осмотрел токарный инструмент.
– Действительно, если бы он тебя удачно зацепил этой штуковиной, то долго тебе мучиться не пришлось бы… – сделал он вывод.
Володя выразительно посмотрел на друга, давая понять этим взглядом, что он оценил шутку, и быстро защелкнул наручник на втором запястье Гудаева.
– Все, цирк окончен, – проговорил он, отряхивая руки и на всякий случай осматривая станок. – Пошли в комнату, пусть этот урюк осознает свою вину.
Про себя Володя подумал, что еще пара таких стычек с Гудаевым, и довезти до Москвы его живым, возможно, и удастся, а вот целым – уже навряд ли…
Глава 29
Аслан сидел за письменным столом. Обхватив голову руками, он пытался понять, что произошло сегодняшним утром на площади перед Дворцом правосудия. Почему они не смогли освободить своего лидера? Но ему это никак не удавалось. В свои двадцать девять лет он умел минировать дороги, убивать людей, вести разведку, устраивать засады в горах. Словом, умел только воевать. А вот думать, анализировать, сопоставлять и делать выводы так и не научился. Для этого у него просто не было времени.
Когда началась Первая чеченская война, Аслану только-только исполнилось четырнадцать лет. Он был увлечен идеями национальной свободы, о которой кричали на всех углах и перекрестках. Но значительно больше этой призрачной свободы мальчишку привлекала возможность носить оружие, брать то, что ему понравится, жить так, как он захочет. Как-то очень быстро он вошел во вкус, и если кричал о независимости и патриотизме, то уже по привычке. Главным для него были деньги. И совсем неважно, кто и за что их платил.
После Хасавюртовских соглашений Аслан и его брат Габит ушли в высокогорные аулы. Подобно своим предкам, они совершали ночные набеги, терроризировали селения, которые приняли федеральную власть. Воровали скот, оружие, снаряжение, людей – словом, все, что представляло хоть какую-нибудь ценность. В 1998 году встал под знамена Шамиля Басаева, которого в то время почитали как национального чеченского героя. Тогда-то Аслан и встретился с Гудаевым. Чем он приглянулся «серому кардиналу», неизвестно, но очень скоро Гудаев забрал Аслана и Габита к себе в личную охрану. А потом переправил их в парижское отделение «Северокавказского халифата» с тайной миссией – приглядывать за Гайси Ратуевым…
Война научила Аслана не рассуждать, а действовать. Очень хорошее качество, когда за тебя думают другие. Но, когда этого не происходит, приходится признать, что воин ты никудышный. Одной личной доблести хорошему командиру не хватает. Так получилось и с Асланом.
Убив Ратуева, он продемонстрировал его тело со снятой кожей (этому фокусу его научили афганские моджахеды) остальным боевикам и заявил, что казнил предателя, который отказывался спасти «отца».
– Мы должны спасти его! – с нескрываемым пафосом заявил он собравшимся боевикам. – Это наш долг, и мы либо выполним его, либо погибнем. Вперед, братья! Аллах акбар!
Эта короткая речь не вызвала большого энтузиазма. Бойцы как-то вяло прокричали ответное «Аллах акбар».
План был прост. Перестрелять охрану, захватить фургон и на время спрятаться. Остальное, полагал Аслан, придумает Гудаев.
И вот этот превосходный, по мнению Аслана, план с треском провалился. Салмана увезли в неизвестном направлении, двое бойцов погибли, пятеро арестованы.
– Габит, – позвал Аслан брата и, как только тот вошел к нему, жестко спросил: – Что нам делать?
