Посмотри на этот стол, Серега! Все, что ты видишь на нем... Вот этот могучий осетр, – он ткнул вилкой в рыбьи объедки на своей тарелке, – вот его икра... Все это дало нам великое Каспийское море. Вот эту баранину вырастили дагестанские чабаны, пасущие стада на отрогах Кавказского хребта. Вот эти фрукты... рис... сладости... Все это произвела щедрая и обильная земля Дагестана. Так давай же выпьем за дальнейшее процветание и благоустройство этой земли... Чтобы весело и счастливо жилось на ней ее жителям... Чтобы не оскудевали ее житницы и не истощались силы ее граждан, творящих своим трудом все это изобилие. За Дагестан и за его мирных тружеников, Серега!
Слезы умиления и восторга блеснули на глазах лысого и плюгавого офицера ФСБ от его собственных слов. Чокаясь с ним, Полундра и сам чувствовал, как у него защипало в носу и стали слезиться глаза. Он вполне разделял чувства хозяина дома к его прекрасной родине.
От выпитого вина и съеденной аппетитной еды блаженная истома и лень разливались по всему телу. Полундре было необыкновенно хорошо и приятно сидеть за этим пышным столом, глядеть на улыбающееся лицо его хозяина, офицера ФСБ. Хорошо от того, что этот аварец оказался таким добрым, гостеприимным хозяином, угощает его всеми этими вкусностями, яствами, о существовании которых Полундра даже не знал прежде. Североморец понимал, что для того, чтобы устроить этот стол, хозяин дома должен был немало потратиться. И осознание того, что Исрафилов сделал это ради него одного, только чтобы сделать ему, Полундре, приятное, доставляло старлею особое удовольствие. И одно только портило все. Скверная, злая мысль: а откуда, собственно, у офицера ФСБ деньги на всю эту роскошь, начиная от «маленького» трехэтажного коттеджа и кончая вот всеми эти яствами, что лежали теперь на столе? Эта самая мысль, с самого начала посетившая Полундру, теперь так и сидела ноющей занозой где-то на периферии его сознания.
Однако Сергей старался не рассуждать об этом. Ему казалось, что из благодарности Исрафилову за великолепное угощение и гостеприимство он не должен думать о нем скверно.
Хозяин дома между тем, улыбаясь и подкладывая гостю на тарелку все новые деликатесы, продолжал рассказывать.
– Мой тесть происходит из кубанских казаков, – говорил он. – На Черное море он потом подался. Как во флот попал, так больше и оторваться не смог от этих мест. Герой Великой Отечественной войны, между прочим, мой тесть. Устраивал диверсии на немецких военных судах, подрывал фашистские транспорты. Героический человек! Дочь характером вся в него, такая же боевитая, твердая, мужественная... Понимаешь, и он казак, исконный, русский, и она по характеру настоящая казачка, вся в отца...
Полундра, растроганный откровением чекиста, полез во внутренний карман пиджака, достал оттуда фотографию своей жены и ребенка, протянул ее Исрафилову.
– Это моя Наташка, – сказал он, млея от доброты и душевного расположения к хозяину дома. – Вместе с сыном Андрюшкой...
Исрафилов некоторое время разглядывал портрет улыбающейся белокурой красавицы с сыном на руках, потом кивнул, улыбнулся.
– Красивая у тебя жена, Серега! – сказал он одобрительно. – Молодец!
Полундра взял новую, уже заранее откупоренную бутылку грузинского вина, потянулся к фужеру хозяина дома, наполнил вином до краев. Затем североморец точно так же до краев наполнил свой.
– Ну, давай, как говорится... Абу... Абдул...
– Хочешь, Лешкой меня зови, – сказал, улыбаясь, Исрафилов. – Меня все русские коллеги Лешкой называют...
– Ну да... Лешка...
Полундра чувствовал, что слегка захмелел, и удивлялся: с чего бы это? Прежде ведь мог пить водку литрами, и ничего ему не делалось.
– Давай, Лешка, выпьем за наши с тобой семьи. Чтоб счастье было родителям, женам, детям...
Они сдвинули фужеры, полные красного виноградного вина. Еще больше захмелевший Полундра, опорожнив фужер, стал торопливо заедать вино какой-то снедью, которую подкладывал и подкладывал ему на тарелку радушный хозяин.
Сергей вздрогнул от неожиданности, когда дверь в столовую вдруг с шумом открылась и в нее вошла молодая женщина в джинсах, кожаной куртке, с волосами, плотно убранными под цветастую косынку.
– Ой, простите, – немного растерянно проговорила она при виде пышно накрытого стола и своего мужа в обществе Полундры. – Я не знала, что у тебя гость...
– А вот и моя казачка! – широко улыбаясь, воскликнул Исрафилов. – Вот, Аннушка, в гостях у нас человек из Москвы. Извини, что не предупредил тебя. Все вышло как-то экспромтом.
При появлении жены чекиста Полундра поспешно поднялся было из-за стола, с изумлением замечая, что ноги его как-то странно отяжелели и мир вокруг упорно не хочет оставаться на одном месте, а все качается и уходит куда-то в сторону. Несмотря на это, он сразу узнал вошедшую, вспомнил, что уже видел Исрафилову в кабинете ее мужа в офисе ФСБ. Кроме того, она была очень похожа на тот немного лубочный портрет, который висел в гостиной исрафиловского коттеджа.
Подойдя к нему, хозяйка дома подала руку, Полундра бережно взял ее в свою ручищу и осторожно пожал. Они несколько секунд пристально глядели друг другу в глаза, и старлей ощутил, как волна тепла снова захлестывает его, отчего блаженство и радость возрастают до предела, а голова еще больше идет кругом. Красота хозяйки дома поразила его, он с восторгом смотрел в ее широко раскрытые, синие, как бездонное чистое летнее небо, глаза, ее ярко-алый, чуть приоткрытый рот, в котором ровными рядами ослепительно белели зубы. Он почти не слышал, как Исрафилов за его спиной сказал:
– Вот, Аннушка, познакомься: это старший лейтенант Северного морского флота Сергей Павлов.
Очнулся он, только когда молодая женщина высвободила руку и ответила своему мужу равнодушным и внешне спокойным голосом:
– Да, я помню... Ты уже знакомил нас, тогда, у себя в кабинете...
Она подошла к столу, хозяйским взглядом окинула его, кивнула, как бы соглашаясь с тем, что было на него выставлено и большей частью уже съедено. Сказала, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Ладно, я сейчас... Пойду переоденусь, приведу себя в порядок...
И Анна вышла из столовой. Ее супруг тут же последовал за нею, оставив гостя в одиночестве.
В сильном волнении Полундра прошелся по свободному пространству столовой, натыкаясь на стулья и при этом не без труда удерживая равновесие. Неожиданно заметив стоявший в углу телефонный аппарат, сам не зная зачем, снял трубку, услышал длинный гудок: аппарат был в рабочем состоянии. Полундра вдруг вспомнил, что он отсутствовал практически целый день, с самого раннего утра уехав из гостиницы. Так делать нельзя! За целый день могло случиться нечто важное, кто-нибудь мог захотеть связаться с ним, а он, Полундра, оказывался недосягаем. В конце концов, в Дагестан старлей приехал расследовать обстоятельства совершения теракта, а не пьянствовать с местным сотрудником ФСБ, о котором к тому же ходят весьма странные слухи.
Из соседней комнаты раздавались приглушенные голоса Исрафилова и его жены, вероятно, обсуждавших какие-то свои семейные дела. Потом эти голоса заглушил звук работающего фена. Полундра не придавал этому особого значения. Он стал набирать номер телефона гостиницы «Звездочка» и, дождавшись соединения, спросил у дежурного портье, не заходил ли кто к старшему лейтенанту Сергею Павлову.
– Старшему лейтенанту Павлову звонил полковник Крягин, – по-военному четко отвечал дежурный портье. – Товарищ полковник передал две записки...
Выслушав текст обеих записок, Полундра переспросил, в какое именно время звонил полковник.
– Первый раз в начале второго, – отвечал портье. – А второй – где-то в четвертом часу. Простите, точно не могу сказать, я не засекал время...
Поблагодарив портье, Полундра положил трубку. Глянул на часы: было около половины шестого вечера. С недоумением смотрел он прямо перед собой, пытаясь понять, что могло означать это странное поведение полковника Крягина. Того, что Полундра с раннего утра отправится на место аварии, что дорога туда неблизкая, а погружение на дно моря и осмотр корпусов затонувших судов дело нелегкое и небыстрое, полковник не мог не знать. Тогда для чего же он назначал это нелепое свидание в четыре часа пополудни, зная, что у старлея едва ли будет возможность возвратиться от острова Чечень к тому времени и примчаться к шестнадцатому километру трассы на Дербент, на другой стороне Махачкалы? И для чего тогда,
