не взял с собой денег на карманные расходы.
Мы слушали его внимательно, не перебивая, но без особого энтуазиазма – именно так, как обычно выслушивают просьбы дать взаймы воспитанные люди.
– Я хочу устроить небольшой аукцион и распродать с молотка свою небольшую денежную коллекцию. Итак, у нас на кону пенсы острова Мэн, гульден Данцига и несколько португальских эскудо.
Испытывая некоторую неловкость, мы раскупили почти все экземпляры его коллекции по доллару за штуку.
– А теперь... – главврач сделал интригующую паузу, – главный лот. Монета из сплава золота, серебра и бронзы «Мир чадам Авраамовым». Как, по-вашему, сколько она стоит?
Бутафорский аукцион постепенно превращался в настоящий торг, а это не входило в планы никого из присутствующих.
– Вещь недешевая. Оставьте ее лучше себе, – сказал Игнатий.
– Я бы купил, но сам на мели, – развел руками Эрнст.
– Где вы нашли это чудо? – заинтересовалась Даша, рассматривая монету.
– Это старая история, – уклонился от ответа главврач.
– Это было в то лето, когда скотник Герасим повесился в своем хлеву, Марфа-ключница продала икону, а кривой Игнат зарезал поросенка Борьку...
Эрнст был неплохим стилистом. Писатель, инженер человеческих душ, ежик в тумане...
– Ну что ж, если желающих нет... – сник главврач. – Да и поздно уже. Досидели до первых петухов.
– Где-то трубно замычала корова, в ответ встревоженно залаяла собака, – подхватил Эрнст.
– Пойдемте-ка лучше покурим перед сном, – вздохнул глава кумысолечебницы.
Никто не откликнулся на его призыв; теперь ему было над чем подумать в одиночестве, выбирая между двумя крайностями – кумысом и сигаретами.
Прежде чем погрузиться в беспокойную дрему, сидя в креслах самолета, мы с Игнатием немного поговорили. Нет, не о деле. Скорее, о вопросах отвлеченных – дело ассоциировалось у нас с долгом, самоотдачей, риском, а думать сейчас об этом не хотелось.
– Что ищет христианин в колыбели буддизма? – вопрошал Игнатий.
– Говорят, море у древних греков было не голубым, а фиалковым. Голубого луча в солнечном спектре они не видели. Может, и христиане чего-то не видят? – наивно предположил я.
Утром кто-то из пассажиров обнаружил главврача в туалете мертвым. Подлетая к Катманду, мы имели на борту один труп. И хотя при визуальном осмотре в присутствии понятых командир корабля следов насильственной смерти не обнаружил, у меня сложилось впечатление, что это убийство.
Был ли он сотрудником ФСБ? Не знаю. Но кому-то главврач сильно мешал – настолько сильно, что от него решили избавиться самым радикальным способом. Кто? На этот счет у меня тоже не было никаких предположений. Оставалось лишь, сделав необходимые выводы, утроить бдительность; сознание своей смертности дисциплинирует, помогает преодолеть созерцательность, заставляет действовать решительно и энергично. Смерть ужимает все сроки, поэтому надо торопиться.
Нервы мои были взвинчены до предела: я готов был схватиться хоть с самим чертом. Нечто подобное испытывал и Игнатий. Но драться нам было не с кем – враг наш обладал одним существенным преимуществом – он оставался для нас невидимым. Да и был ли это наш враг?
В аэропорту всех пассажиров «Боинга» допросили в местном полицейском участке в присутствии представителя российского посольства в Непале. Никто ничего не видел, никто ничего не знал, все спали. В том числе, как это ни прискорбно, и партнеры главврача по преферансу, видевшие его, по всей видимости, последними. Тем временем стали известны некоторые обстоятельства его смерти, разумеется, предполагаемые: он скончался в результате передозировки наркотиков (по-видимому, это была убойная доза героина), введя их, как делают это наркоманы со стажем, в половой член. Шприц был найден на полу. Помимо этого, на голове потерпевшего врач обнаружил травму, нанесенную тупым предметом. Находчивый эскулап тут же сделал вывод: имярек нанес ее себе сам, при падении, в состоянии тяжелого наркотического опьянения. Его не смутило отсутствие на теле главврача признаков регулярного употребления сильнодействующих наркотиков. Спустя несколько часов после приземления самолета был составлен акт и дело «за полным отсутствием улик» закрыто. Пассажиры могли отправиться в отель, где турагентство забронировало для них номера, и приступить к осмотру достопримечательностей; по городу, несмотря на раний час, уже носились толпы туристов, щелкавших фотоаппаратами и глазевших в объективы кинокамер. Все они жаждали привезти домой кучу впечатлений и радости полные штаны. Многие из россиян были не прочь к ним присоединиться.
В аэропорту нас с Игнатием ждал еще один сюрприз – оказывается, Даша вознамерилась покинуть нашу и без того немногочисленную группу и в сопровождении Эрнста отправиться куда-то на северо-запад – на летном поле их поджидал заранее арендованный самолет какой-то частной авиакомпании, готовый подняться в воздух по первому требованию.
– Мне жаль, что мы не можем лететь вместе, – сказала нам на прощание Даша. – Увы, контракт. И с этим приходится считаться.
– Куда теперь? – спросил я.
– Маршрут нам неизвестен. Его разрабатывали не мы. Но кажется, это где-то в Китае.
– Может, ваш друг лучше осведомлен? – полюбопытствовал Игнатий.
– Едва ли, – тотчас откликнулся Эрнст. – Краем уха я слышал, что, возможно, нам удастся побывать в окрестностях Манилы и разнюхать что-нибудь насчет клада Ямаситы. Но я мечтаю посетить храм «Лазурное облако». Он расположен в Малайзии на острове Пинат. По рассказам очевидцев, это культовое заведение кишит змеями – местные жители считают этих гадов бессмертными.
– Они же кусаются! – по-детски ужаснулась Даша.
– Кто, местные жители?
– Да нет же! Гады!
– Еще как! Но их окуривают благовониями, которые вводят змей в транс, и они становятся неопасными. К тому же у служителей храма есть достаточно эффективные противоядия. Если не размахивать змеей, держа ее за хвост, она, пожалуй, не укусит и противоядие не понадобится.
– Какие ужасные вещи вы рассказываете.
Дашу отнюдь не вдохновляли столь омерзительные, на ее женский взгляд, подробности.
– Не ужаснее, чем то, что произошло сегодня ночью, – возразил Эрнст.
– Лучше не напоминайте мне об этом. Я просто в шоке. До сих пор отойти не могу.
– Думаю, этот эпизод нужно обязательно поместить в книгу, – пробормотал писатель. – Кстати, хочу сделать вам небольшой подарок.
Его слова относились ко мне и отчасти – к Игнатию. Мы, конечно, не ожидали такого поворота и были немного озадачены.
– Подарок? Какой подарок? – машинально переспросил я.
– Так, ничего особенного. Но прежде чем вам его вручить, хочу попросить вас об одном одолжении – распечатайте его только после нашего отлета.
– Эрнст, ты ничего мне не говорил, – упрекнула его Даша. – Поделись хотя бы со мной.
– Чуть позже, дитя мое. Это вам.
Он протянул мне крохотный бумажный сверток, перетянутый скотчем, мини-бандероль без фамилий адресата и отправителя.
Я пожал плечами и сунул сверток в карман.
– Обещайте мне, что мы обязательно встретимся, – сказала Даша, глядя почему-то только на меня.
– Обещаем, – ответил я за себя и за Игнатия.
Когда они прошли турникет и скрылись из виду, я, изрядно повозившись, вскрыл тщательно запечатанный подарок Эрнста. Это была монета из сплава золота, серебра и бронзы «Мир чадам Авраамовым».
Отель в Катманду, где было предложено разместиться российским туристам, чем-то напоминал гостиницу квартирно-эксплуатационной части где-нибудь в Забайкальском военном округе:
