Светланы.
Когда страсти немного улеглись, мы наконец тронулись в путь. Плыли в полном молчании. Наши азиатские друзья были заметно удручены утренней размолвкой. Спокойный, как всегда, выглядел невозмутимым и рассеянно-самоуглубленным. Казалось, он ассоциирует себя с прозрачными водами Нмайки и видит в них свое зеркальное отражение. Садовский удил рыбу и в промежутках между поклевками поглаживал Светлану по колену, как бы давая понять, что этот участок ее тела приватизирован окончательно и бесповоротно. Судя по ее млеющему виду, она была не против приватизации и всего остального. Даша с презрением поглядывала на все эти телячьи нежности, а я даже позволил себе отпустить в адрес сладкой парочки колкость:
– Жиголо тут, жиголо там...
– Не обращай внимания, – промурлыкала Светлана. – Это мой бывший телохранитель. Так, мальчик на побегушках – подай-принеси. Ума не хватает даже на то, чтобы сходить в супермаркет за тампаксами. Обязательно перепутает и принесет чай «Липтон» в пакетиках...
Это, конечно, была наглая ложь.
Садовский одарил ее обволакивающим взглядом и, погладив чуть выше колена, сказал:
– Жены «новых русских» – моя специальность. Им так не хватает душевного тепла.
– Увы, это так, – согласилась Светлана.
Я оценил всю степень самопожертвования Садовского. Наверное, после тяжких испытаний многомесячного плена, где хронически не хватает самого необходимого, а общение с женщинами сведено до минимума, я бы вел себя точно так же.
Всю оставшуюся часть пути до очередного привала мы проплыли, демонстративно не замечая друг друга, что на плоту размером с комнатный палас было крайне затруднительно. Я поинтересовался у Игнатия историей строительства нашего компактного плавсредства. Как удалось спустить его на воду за столь короткий срок – ведь на все про все у протоиерея было не больше двух часов.
– Все необходимое было заготовлено заранее – бревна, скобы. Мне осталось только скрепить их, – сказал Игнатий. – По-видимому, этот плот предназначался для сплава вниз по реке – его строительством занимались монахи.
– Монахи? – переспросил я.
– А кто же еще?
Я не стал переубеждать его, хотя эта версия не выдерживала никакой критики. Скорее всего, плот был подготовлен людьми Богуславского для бегства из монастыря. Вместе с казной. И рассчитан он был отнюдь не на восемь человек.
Садовский тем временем поймал одного жереха килограмма на полтора и несколько форелей. Этого было достаточно, чтобы приготовить обед, плавно переходящий в ужин. Проблему огнедобычи мы решили просто, прихватив с собой ржавую жестянку с тлеющими углями и небольшую вязанку дров, наломанных из сухостоя. Железная Ладонь оказался владельцем бесценного сокровища – медного котелка. Прямо на плоту Садовский развел огонь, почистил рыбу и приготовил уху. После этого он завел бесконечный философский разговор со Спокойным о ценностях жизни.
– Сначала мы нуждаемся в деньгах, – сказал Спокойный. – Получив их, добиваемся власти. И все для чего? Чтобы завоевать любовь женщины.
– Иисус начал с любви и закончил ею, – вмешался Игнатий.
– Счастье не в деньгах, не во власти и не в любви, – резюмировал Садовский. – Счастье в спокойствии, достатке и умственной ограниченности.
Эти размышлизмы вслух продолжались бы бесконечно долго, если бы мы не причалили к берегу, распугав стайку тупоносых морских свинок. Рядом с местом нашей стоянки Светлана обнаружила живописнейшее озеро и изъявила желание немедленно искупаться. Вода в лучах заката казалась в нем кроваво-красной, а дно – усыпанным малахитом. Садовский уединился с ней. Не знаю, чем они там занимались, но над озером то и дело раздавался визгливый русалочий смех.
– Они там плещутся совсем голые, – сказала Даша, сходив на разведку. – Причем глаза у обоих завязаны...
«Он и здесь проявил недюжинную изобретательность», – подумал я о Садовском, а вслух предложил:
– Давай присоединимся к ним.
– А драки не будет?
– Нет, драки не будет. У них же глаза завязаны...
Даша не заставила себя уговаривать. В итоге наша группа разделилась: мы вчетвером, не стесняя себя одеждой, попарно резвились в озере (правда, на значительном удалении друг от друга), мастера восточных единоборств делали полезную дыхательную гимнастику, Игнатий ремонтировал плот.
Но идиллия длилась недолго. Все закончилось самым нелепым и печальным образом – занимаясь любовью в лоне вод, Садовский не заметил, как его пассия утонула. Это был тот редкий случай, когда секс может вызвать асфикцию, после которой легко захлебнуться. Садовский нырял до наступления темноты, но Светлану так и не нашел. Ему не удалось достичь дна.
– Это бездонное озеро, – сказал Спокойный. – Утопленники погружаются в глубину, затем их затягивает в грунтовые воды, и они уже никогда не всплывают. Поиски ни к чему не приведут. Идемте лучше спать, я приготовил вам горячий чай, чтобы согреться.
Но Садовский не хотел и думать об этом. Он стоял на берегу возле пьинкадо, железного дерева, глядя на остекленевшую поверхность озера, точно ожидая, что вот-вот на дне его вспыхнут рубины и покажется зеленоволосая утопленница. Я понимал его: сначала лори, теперь Светлана. Все это складывалось в какую- то зловещую картину, и хотя жена банкира была далеко не святой, действовало удручающе.
Солнце уже зашло. С гор спускался промозглый туман. Просыпающаяся в горных лесах ночная жизнь громко заявляла о себе тревожным криком птиц и сдержанным рычанием хищников. В ближайших зарослях устроили шумную возню бамбуковые крысы. Мы вернулись к костру, где нас ждал скромный ужин и котелок с горячим чаем.
Собственно говоря, это был не чай, а все тот же вырабатывающий кровь отвар, настоянный на лесных травах, которым выхаживал Игнатия Спокойный.
– Это поможет вам отрешиться от всего и быстро восстановить силы, – сказал он.
Отвар, гармонизирующий ки, действовал умиротворяюще. Меня потянуло ко сну, по телу разлилась приятная истома. Ощущение было такое, будто ты погружаешься в теплый минеральный источник, наполняющий тебя жизненной силой. Всю ночь я путешествовал по отрогам гор, парил в облаках, с легкостью необычайной перескакивал с ветки на ветку, с цветка на цветок, планировал, как белка-летяга, с вершин магнолий и кипарисов, порхал, словно бабочка, в завихрениях пассата. Не знаю, кем я был и был ли вообще существом материальным, но вскоре мои невидимые руки-крылья стали наливаться свинцовой тяжестью, дыхание участилось. Боль в запястьях и кандальный звон в ушах наводил на мысль о несвободе или о таком ее ограничении, при котором я терял способность летать. Сквозь мучительный сон стали проступать размытые очертания действительности, окрашенные во все цвета спектра, включая черный. Я проснулся. Руки мои были связаны за спиной, затылок упирался в шершавый ствол горного дуба, с которым я составлял теперь единое целое. Таким же способом были пленены и Игнатий с Садовским. Наших азиатских друзей, как и плота, я поблизости не обнаружил.
– Этот злобный ниндзя напоил нас какой-то дрянью, – сказал Садовский, заметив, что я начинаю подавать признаки жизни.
– Где Даша? – спросил я.
– Мне кажется, они увели ее с собой. Похищение Данаи. Или Психеи, не помню. Что-то с памятью моей стало.
– Что с Игнатием?
Протоиерей сидел под низеньким корявым деревцом, уронив голову на грудь.
– Спит сном праведника.
– Казну они вязли с собой, – констатировал я. – А ключ?
– Он спрятан в надежном месте. Они еще не обнаружили пропажи. Но в любой момент могут вернуться.
