На противоположном конце провода ответила сменщица.
— ..Пригласи Рогожина из четвертой палаты.
Александра знала — напарница, бывшая моложе ее на пять лет, считала Шуру перезревшей невестой, помешанной на поисках женихов.
— Весенний романчик наклевывается! — заворковала трубка. — Пойду приглашу твоего ухажера, — хихикнула сменщица.
Александра обернулась, вежливо улыбнулась сгоравшей от любопытства хозяйке квартиры. Та осклабилась щербатым ртом.
— Ты откуда звонишь? — Хрипловатый баритон Рогожина прозвучал как музыка.
— От тетушки Кириллова…
— Шура, к чему такая спешка? — упрекнул Дмитрий. — Домой хоть успела зайти позавтракать?
— Успела, успела… — солгала Александра. — Нет твоего приятеля дома. А тетушке он не сообщает, где гуляет.
— Черт с ним. Ступай домой, отоспись и — до послезавтра.
Послезавтра Александра выходила в день.
— Прощай, Дмитрий…
Люди произносят слова чаще всего бессознательно.
Их истинный смысл не укладывается в сознании, и объяснить, почему именно «прощай», а не какое- нибудь легковесное «пока» или «до встречи» выбрала Александра, она не сумела бы.
Расставшись с неприятной тетушкой Кириллова, Шура вышла из квартиры.
Приподнятое настроение влюбленной женщины, которой ответили взаимностью, вернулось. Толкнув носком сапожка дверь подъезда, Александра оказалась на улице, залитой светом вступающего в свои права мартовского дня.
Стайка мальчишек с яркими портфелями-рюкзачками за спиной, рассевшись на спинках скамеек, обменивалась какими-то своими драгоценностями. Мелькали бумажные вкладыши из пачек жевательной резинки, кругляши пробок кока-колы.
— Здорово, пацаны! — Александра дурашливо щелкнула по носу попавшегося под руку мальчишку в пестрой вязаной шапке с висячим на одной нитке помпоном. — Филоните?! С какого урока убежали? — Она заливисто засмеялась, увидев растерянность ребятни.
Помахивая сумочкой, Шура шла по тротуару, ломая каблуками намерзшие за ночь ледяные корки лужиц.
— Математичка! — Получивший щелбан мальчишка стянул за помпон шапку. — Новенькая! Заложит, что мы на физру не пошли! Ох, папка меня взгреет…
От грустных мыслей мальчишку отвлекла машина, выехавшая из арки дома. Цифры на номерной табличке выглядели диковинными иероглифами. Заляпанные грязью, они совершенно не прочитывались.
— «Тойота-Королла»! — восторженно ахнул пацаненок, наблюдая, как колеса машины завращались, набирая обороты.
Красные огоньки стоп-сигналов, вспыхнув, погасли.
— «Спринтер»! Спорнем… — азартно перебил второй прогульщик, не отводя глаз от автомобиля, развивающего опасную для узкой дороги скорость.
— Гля, он уже на тротуар прет! — Мальчик прижал к груди шапочку. — Ой, тетеньку задавит…
Серебристый автомобиль с обтекаемыми формами, задев передним бампером бордюр, подпрыгнув, двумя левыми колесами забрался на пешеходную дорожку.
Теперь он ехал наклонившись.
Через заднее окошко можно было рассмотреть плечи и голову водителя. Его лицо увидела Александра, обернувшаяся на рев мотора.
Она не успела испугаться. Остроносая «Тойота» отбросила девушку на грязный асфальт проезжей части дороги.
Александра упала как-то мягко, будто варежка, и только хруст, похожий на треск ломаемых веток, пронесся в тихом утреннем воздухе.
Машина, взвизгнув тормозами, остановилась. Водитель, мужчина в черной лыжной шапке, натянутой до бровей, приоткрыл дверцу. Выглянул и…
Дети, свидетели происшествия, сорвавшись со скамеек, опрометью бросились к распростертой на асфальте женщине.
Дверца «Тойоты» закрылась. Долю секунды автомобиль стоял на месте. Сдав чуть вперед, он съехал с тротуара, и когда детей от потерпевшей отделяло метров двадцать, автомобиль покатился назад.
Шура поняла — ее хотят убить. Девушка попыталась закричать, отползти, но сил хватило только перевернуться на правый бок, чтобы не видеть надвигающуюся серебристую смерть, моргающую красными глазами стоп-сигналов…
Наряд милиции муниципального округа «Коньково» — офицер и двое сотрудников с погонами младшего сержанта и рядового — помогли санитару «Скорой помощи» задвинуть носилки. Врач, усталая ссутулившаяся женщина, попросила закурить:
— Некуда спешить! Летальный исход!
Затянувшись пару раз, она стряхнула образовавшийся цилиндрик пепла. Он, рассыпавшись на чешуйки плохо сгоревшего табака — милиционер угостил врача дешевой «Примой», — планируя, опустился в натекшую из-под Александры лужу крови. Врачиху передернуло:
— Моя ровесница. Какой урод мог так поступить?!
Она отошла от озерца густеющей крови, боясь опять осквернить его пеплом сигареты.
— Без рентгена видно — у девушки переломано все, что можно у человека переломать, — женщина затоптала окурок.
Водитель, высунув патлатую голову из окна «рафика», спросил:
— Куда везти!
— В морг! — рявкнула врачиха, подбирая полы халата…
Подрагивающие плечи медсестры, склонившейся над столом, заставили Рогожина остановиться.
Полтора часа он провел в процедурном кабинете.
Германская установка, генерирующая целительное высокочастотное ультразвуковое излучение, была куплена вскладчину добропорядочными немецкими бюргерами и преподнесена в дар нищим победителям в преддверии юбилея завершения Второй мировой войны. Немцы передали аппаратуру до того, как русские танки спичечными коробками заполыхали на улицах и площадях Грозного. Сейчас они вряд ли стали бы жертвовать свои марки и пфенниги на солдат армии, воюющей в Чечне и сравнившейся по жестокости, судя по телевизионным репортажам АРД и CNN, с солдатами вермахта на восточном фронте.
— Сестрица Валентина! — Рогожин деликатно кашлянул.
Девушка подняла опухшее покрасневшее лицо.
— По какому поводу траур? — Дмитрий попытался угадать:
— Кавалер оставил? Наплюй! Он слезой умоется, когда тебя вспомнит!
Сменщица Александры чистой салфеткой вытирала потекшую тушь. Ей только что сообщил о трагедии завотделением.
— Сашенька под машину попала!
Рогожин, казалось, продолжал улыбаться, но его губы сковала судорога.
— Когда? — помертвевшим голосом спросил он.
— Утром. На улице Бутлерова. Я даже не знаю, где в Москве такая улица! — сказала Валентина.
Подошедший завотделением поздоровался с Рогожиным — с равным успехом он мог поприветствовать гранитную статую.
— Средства на похороны профком выделит. Валечка, за дежурство составьте список нашего коллектива.
Твердую таксу устанавливать не будем. Пусть каждый пожертвует сколько сможет! — Он взглянул на Рогожина. — Да-с, товарищ майор, вот такая нелепость.
