или таджика за европейца. А американцы слишком самоуверенны, они думают, будто каждый моджахед мечтает жевать резинку, пить кока-колу и заедать голливудские фильмы попкорном, – очень не политкорректно отозвался старший лейтенант о союзниках по коалиции. Но он справедливо полагал, что русский должен не любить американцев еще больше, чем он сам.
– Вы, британцы, мне тоже более симпатичны, – признался Батяня, – хотя и американцы парни неплохие, доводилось несколько раз с ними сотрудничать.
Старший лейтенант Дуглас хотел что-то ответить, но мгновенно смолк и прислушался. Из углубления под камнем, рядом с которым он лежал, послышался странный и малоприятный звук. Тонкий луч фонарика, прикрытого со стороны пещерного города ладонью, осветил углубление. Дуглас отшатнулся. В прохладной глубине копошился клубок змей, скрывавшихся там от дневного зноя. Теперь же, когда жара спала, они готовы были выползти на ночную охоту. Британец отполз назад.
– Конечно, для нас это лучше, чем талибы, но соседство неприятное.
– Слушай, Авдеев, ты в детстве школу юннатов посещал? – Комбат перевернулся на бок и принялся выкладывать из подсумка рожки с патронами.
– Ну… Ходил в пятом классе, – растерялся лейтенант-десантник, не понимая, к чему задан вопрос.
– И кем ты там занимался – мышками, птичками? Знаешь, что такое серпентарий?
– Кроликов разводил, товарищ майор.
– А зря. Надо было хладнокровными интересоваться.
Лавров выверенным молниеносным движением схватил уже готовую выползти на площадку змею поближе к голове и хвостом вперед опустил в подсумок. Тут же завернул горловину и передал Авдееву.
– Будешь принимать, только, смотри, осторожнее, сыворотки-противоядия с собой нет. А после того, что случилось с британским сержантом, я умирать буду – не дам Бортоховой вколоть себе даже безобидный физраствор. Хрен знает, чего эти горные умельцы нам еще могли подсунуть.
Старший лейтенант Дуглас округлившимися глазами следил за тем, как Лавров таскает одну змею за другой.
– Зачем? – прошептал британец.
Батяня не ответил. Авдеев тоже не знал. Единственное применение змеям, которое пришло ему в голову, была не слишком вкусная, но калорийная пища, однако сегодня день был явно не подходящий для демонстрации изысков десантной кухни. Небольшой подсумок оказался полон. Пришлось освободить еще один. Выползшая из углубления метровой длины змея с яркой чешуйчатой, будто составленной из кусочков разноцветного перламутра спиной агрессивно подняла голову. В широко раскрытой пасти виднелись загнутые ядовитые зубы, раздвоенное жало быстро-быстро вонзалось в воздух. Майор прищурился и стал делать «магические» пассы перед мордой. Лишь только змея делала выпад, он тут же отдергивал руку.
– Да, может, черт с ней, пусть себе ползет, – прошептал Авдеев. Его поддержал и Дуглас.
А у Лаврова азартно блестели глаза. Он «священнодействовал» левой рукой, а правую осторожно заводил сзади. Доля секунды – и пальцы сомкнулись чуть ниже змеиной головы.
– Красавица, – произнес комбат, разглядывая добычу.
– Как она хоть называется? – поинтересовался Авдеев.
– А кто ее знает? Сама она не ответит. Что гадюка из среднерусской полосы, что местная гадина – одна дрянь. Разница лишь в размере и силе яда.
– Где вы научились так ловко с ними обходиться? – восхитился Авдеев, когда метровая змеюка была надежно запакована в подсумок.
– Нигде не учился. Тактика отношений с любым противником всегда одна и та же. Делаешь обманный маневр, а сам ударяешь оттуда, где тебя не ждут. Все, возвращаемся. У меня есть план, и дай бог, чтобы он сработал. Я практически уверен, главного командира с ними нет.
– Почему вы так считаете? – удивился Дуглас.
– Дисциплина хромает. Гуляют так, что мы их здесь слышим. Вы бы допустили такое в своем подразделении? И я бы не допустил, будь на месте Абу Джи Зарака.
Британец терпеливо ждал, когда Лавров решит его дальнейшую участь.
– Возвращайтесь к вездеходам, прямо сейчас, – определил комбат, – что могли, вы для нас уже сделали. В дальнейшем ваше присутствие только скует свободу действий моих людей.
Звезды усыпали небосвод, но луна еще не взошла, а потому узкий серпантин горной дороги был виден лишь участками, там, где светлая колея контрастировала с темной растительностью. Среди камней пронзительно стрекотали цикады. Прохладный ночной воздух беззвучно прорезали крыльями летучие мыши. Изредка в кустах вспыхивали зеленоватые огоньки светлячков.
По горной дороге, под уклон, с тихо работающими двигателями катилась небольшая колонна: микроавтобус с эмблемой Красного Полумесяца на борту и два грузовика. Катили с погашенными фарами. Наверняка водители знали здешние места, как собственные ладони. Машины слаженно остановились на развилке. Дверца микроавтобуса мягко щелкнула. Темнота скрывала лицо человека, сидевшего рядом с водителем. Он неторопливо выбрался из машины, ступил на пыльную землю. Тут же от грузовиков к нему подбежали двое талибов. Зашелестела подробная топографическая карта с нанесенными по-арабски названиями. Один из талибов включил фонарик. Желтый конус света упал на испещренную условными обозначениями бумагу. Пассажир микроавтобуса достал карандаш, не прикасаясь грифелем к бумаге, повел его над картой.
– Тут мы разделяемся. Вы следуете дальше, как и договаривались, – обратился он к талибам, – а ты, – он глянул на водителя микроавтобуса, – поедешь этой дорогой, – прозвучал приказ, и острие карандаша указало в сторону границы с Ираном. – Там мы вновь встретимся. – Карандаш поставил еле заметную точку на карте у самой границы.
Луч фонарика дернулся, на мгновение осветив плотно стоявшие в салоне микроавтобуса музейные контейнеры с русскими надписями. Когда рогатый месяц выглянул из-за горного хребта, романтический ночной пейзаж уже обезлюдел. О машинах напоминал только далекий приглушенный гул двигателей грузовиков. Ожили примолкнувшие было цикады. Но теперь уже их стрекот звучал надрывно и тревожно.
В костер легла целая вязанка хвороста, ломкая, высохшая на солнце до «состояния пороха». Огонь мгновенно охватил ее, взмыл под самый потолок пещеры. В воздух поднялся целый сноп искр. Горбоносый талиб отпрянул от адского пламени и принялся тереть ладонями опаленную дымящуюся бороду. Его приятели зычно захохотали. Ахмуд неодобрительно посмотрел на горбоносого: мол, поленился разделить вязанку, вот и получил.
Невдалеке от костра, на разостланных в несколько слоев старых коврах, стояло незамысловатое, но обильное угощение. Боевики днем обходились лепешками, соленым сыром, родниковой водой, но ужинать привыкли основательно. Жаренный целиком на вертеле баран красовался на почетном месте – прямо посередине. Его уже основательно обструганные бандитскими ножами ноги тощими костями торчали кверху. Лепешки из пшеничной муки тонкого помола высились башнями по углам ковра. Нарезанное тонкими длинными полосками вяленое мясо было свалено пирамидой на капустных листьях. Курага, изюм, финики и инжир соседствовали с охапками свежей зелени. Прохладная вода покоилась в высоких глиняных кувшинах. Дымились в мисках острые соусы. В жарком воздухе довольно тесной пещеры смешались запахи пряностей, фруктов, давно не мытых мужских тел и сладковатый аромат анаши. Лишенные религией права пить спиртное, талибы не отказывали себе в удовольствии покурить «травку», ведь в Коране пророк о ней не упоминал.
На самые изысканные части жареного барана никто из рядовых талибов не претендовал. Обычно глаза и гениталии подавались самому уважаемому – Абу Джи Зараку, но сегодняшней ночью предводителя в пещерном городе не было, а его заместитель Ахмуд не решался сам завладеть ими. Горбоносый, чтобы загладить свою вину перед командиром, страдающим теперь от жара гигантского костра, подобострастно предложил:
– Уважаемый Ахмуд, – и красноречиво ткнул широким ножом в оскалившуюся голову жареного барана, а затем под хвост.
Другие бандиты тут же поддержали предложение. Вскоре на тарелке у Ахмуда подрагивали глаза и аппетитно поблескивали запеченной корочкой бараньи гениталии. Его соратники по джихаду и вовсе обходились без посуды: ели руками и с ножей. Автоматы и другое оружие покоились на самодельной
