рубашке. Если бы не торчащий под левым соском нож-стилет, Кремер принял бы его за спящего.
Он взял убитого за руку, потрогал его лоб. Борис, если это был он, умер совсем недавно. Возможно, Кремера опередили всего на несколько минут.
В ящике стола Кремер обнаружил паспорт на имя Бориса Владимировича Каргина и довольно приличную сумму денег. В карманах брюк убитого ничего достойного внимания не нашлось, как и в карманах висевшего на спинке стула пиджака. А вот с пола возле дивана Кремер подобрал нечто такое, что ему весьма и весьма не понравилось…
Завершив осмотр, он вышел и принялся звонить к соседям. Две из трех квартир не подавали признаков жизни. Из третьей откликнулась, судя по голосу, древняя бабушка. Она наотрез отказалась впустить Кремера в жилище и снабдила его из-за ободранной двери ценнейшей информацией о том, что ничего не видела, ничего не слышала и ничего не знает.
Во дворе Кремер устало присел на лавочку, закурил. Он и сам не отдавал себе отчета, как его измотали события двух последних дней. Особой чувствительностью он, понятно, не отличался, но не в том было дело. Его преследовало неотступное ощущение собственного бессилия. Он все время оставался позади, отставая, быть может, всего на полшага от чьей-то злой воли.
Поймав такси, он возвратился к себе и долго сидел за столом, размышляя, чертя что-то машинально в записной книжке. Потом он подтянул телефон и набрал номер Горецкого. Полковник ответил после второго гудка.
– Стас, это снова я…
– Слышу.
– Можешь сейчас ко мне подъехать?
– Это так срочно? Понимаешь, я…
– Боюсь, это срочно, Стас.
– Ну, хорошо… Еду.
Полковник приехал через сорок минут. Кремер встретил его вопросом:
– Ты был у Шабановой?
– Да, конечно.
– Твое мнение?
– Такое же, как и твое. По внешним признакам – самоубийство. Но если ты меня вызвал, чтобы спросить мое мнение…
– Садись, Стас. Как насчет глотка бренди?
– Положительно.
Кремер достал бутылку и рюмки.
– Распоряжайся сам… Скажи, Стас, ты осматривал труп Шабанова?
– Само собой.
– Ну и как?
– Что «ну и как»? Труп как труп… Только очень мертвый.
– Милиция снимала отпечатки пальцев?
– Я у них не спрашивал. Думаю, нет, а зачем? Да если бы и попытались, вряд ли что бы вышло. Он же расшибся в котлету. И руки, и лицо, все.
– Вот именно, – сказал Кремер, вновь наполняя опустевшие рюмки. – Вот именно, Стас. Как ты это себе представляешь?
– Что?
– Может ли человек так разбиться, упав не то что с шестнадцатого этажа, а хоть с самолета?
Горецкий приподнял брови.
– Но ты же сам видел, как он упал.
– Нет, не так. Сначала я видел его в лоджии, а потом я его там не видел. Вот и все. Я не видел, как он падал.
– К чему ты клонишь?
– Да к тому, что Шабанов жив.
Полковник одарил Кремера взглядом, каким утомленный психиатр смотрит на трудного пациента.
– Если ты это хотел мне сообщить…
– Подожди… Выслушай. – Кремер глотнул бренди и поставил рюмку на стол. – Я уверен, что это он организовал съемку фильма с участием жены. А сделал он это как раз для того, чтобы устроить спектакль, свидетелем которого я и стал, и вдобавок получить мотив для мнимого самоубийства Оксаны.
– По-твоему, он убил жену?
– Вряд ли он сам, но стоял за этим он.
– А смысл?
– Это другой вопрос…
– Ладно, – Горецкий поморщился, – давай по порядку.
– По пунктам, – согласился Кремер. – Первое: остекление лоджии. Второе: фильм с Оксаной. Третье: гости. Четвертое: ключ в двери. Пятое: шпингалет. Шестое: сданная квартира. Седьмое: пятно под ковром. Восьмое: убийство Бориса Каргина…
– Андрей!
Кремер вскинул руки вверх:
– Ты сам просил по пунктам.
– Я просил по порядку, а не по пунктам! Какой еще Борис Каргин?!
– Дойдет и до него очередь… Вот слушай, начнем с лоджии. Зачем бы Шабанову с ней возиться? Если только мы не ошибаемся на его счет абсолютно во всем, ему вроде бы сейчас должно быть не до того… А затеял он это, чтобы натащить туда всякого хлама и убедительнее имитировать несчастный случай.
– Допустим. Дальше.
– Дальше тот самый Борис Каргин. Это сосед Шабановых снизу. Около недели назад он кому-то сдал свою квартиру, а сам поселился в несусветном курятнике – видимо, первое, что подвернулось второпях. Такое могло быть, если ему предложили хорошие деньги. Наверняка так оно и было, и предложил эти деньги Шабанов.
– Это, – пробормотал полковник, наливая бренди, – не слишком убедительно.
– Почему?
– Ну, скажем, я живу себе и вовсе не собираюсь сдавать свою квартиру. Вдруг ко мне приходит сосед и говорит: слушай, мне твоя квартира нужна срочно и позарез, вот тебе куча денег… Даже если я и соглашусь, разве эта история не насторожит меня?
– Верно. Шабанов, безусловно, придумал для парня серьезную мотивировку, но все равно Борис был опасен как свидетель. Думаю, поэтому его и убрали. Я позвонил тебе как раз после того, как нашел его в том самом курятнике. Убит ножом в сердце. Если хочешь взглянуть, вот адрес.
Кремер протянул полковнику клочок газеты, на котором записала адрес соседка Бориса.
– Продолжай, – буркнул Горецкий.
– Далее, Шабанов подбрасывает жене идею пригласить кого-нибудь в гости – ему нужны свидетели. Остальное для него трудности не представляло. Он под неким благовидным предлогом заманил в эту квартиру какого-то человека, похожего на него. Когда мы с Сельвинской сидели у Оксаны, Шабанов выпивал с этим человеком внизу. Потом убил, переодел, – такой же, как у него, костюм был приготовлен заранее, а одежду убитого он повесил в шкаф среди костюмов Бориса. Затем разбил лицо и руки жертвы чем-то тяжелым, чтобы полностью исключить опознание. Разумеется, он был аккуратен и сделал все, чтобы как можно меньше крови попало на пол. То, что все-таки попало, он замывал, а тряпки, скорее всего, спустил в унитаз по частям. Там все теперь чисто, но осталось пятно под ковром… Не стану утверждать на сто процентов, что это кровь, но почему бы не сделать экспертизу, и если все-таки кровь, не сравнить с кровью трупа?
– Сделаем, – кивнул полковник.
– А заодно и проверить все тяжелые предметы в квартире. Например, там есть настольная лампа с чугунной подставкой… Да мало ли еще что. Как ни отмывай, следы останутся.
– И это сделаем.
