к тому же снабженная указателем. Через пятнадцать минут Кремер уже рассматривал санаторий издали. Он больше напоминал тюрьму, нежели лечебно-оздоровительное учреждение; во всяком случае, окружающие территорию двухметровые бетонные стены наводили на эту мысль. Но Кремер нечто подобное предвидел и запасся необходимым снаряжением. Рассмотрев все, что хотел рассмотреть, он походкой фланера вернулся в гостиницу. В номере он включил телевизор и принялся ждать ночи.
В три часа утра, никем не замеченный (даже ночной портье куда-то исчез из-за стойки), он пересек холл и вышел на улицу. Ветер стих; в невероятно прозрачном воздухе плыла круглая луна, соперничающая яркостью с вытянутыми наподобие огромных виноградин плафонами фонарей. Под курткой Кремера уместилась трехпалая стальная «кошка» с привязанным к кольцу нейлоновым шнуром. В карманах лежали фонарь и складной нож «крокодил» австралийского производства.
Последние коттеджи Рогинска остались позади. Дорога, ведущая к санаторию, освещалась плохо, но лунный свет заливал окрестности и давал возможность ориентироваться.
Над монументальными воротами санатория горела одинокая яркая лампа. Сомнения в том, что внутри засели у телемониторов церберы доктора Чарского, Кремер не испытывал. Он выбрал место подальше, где предательское сияние луны отгораживалось кроной раскидистого вечнозеленого дерева, о названии которого он гадать не стал.
Он отцепил «кошку» от пояса и забросил на верх забора. Она слабо звякнула и прочно зацепилась лапой за выступ бетона. Кремер подтянулся на шнуре, перемахнул забор и неловко приземлился, больно ударившись коленом. «Кошка» под собственным весом скользнула вниз.
Тишину ничто не нарушало. Кремер осмотрелся. Прямо перед ним темнело трехэтажное здание, построенное в виде подковы. К широким стеклянным дверям, очевидно, ведущим в приемное отделение, Кремер подбираться не стал и сразу, стараясь держаться в тени, подкрался к торцу этой подковы. Его ждал неприятный сюрприз: все окна первого этажа оказались забранными толстыми решетками. Дверь черного хода была прочно заперта. Возможно, если бы Кремер приехал на танке, какие-то шансы попасть в здание у него появились бы, но с его скромным орудием взлома – ножом «крокодил» – делать здесь было нечего.
Задняя стена здания тонула во мраке. Ощупью Кремер пробирался вдоль нее, проклиная зарешеченные окна, и неожиданно наткнулся на металлическую пожарную лестницу. Она вела на слабо освещенную хилой лампочкой площадку второго этажа и далее наверх. По ней Кремер бесшумно поднялся к низкой дверце, также запертой, безрезультатно подергал ручку и продолжил подъем.
Лестница уперлась в горизонтальный рифленый железный лист выше окон третьего этажа. Люк закрывался на большой висячий замок. Кремер достал фонарь, нажал кнопку. Желтоватый луч осветил замок. Простенький… Кремер легко открыл его после нехитрых манипуляций встроенными приспособлениями универсального ножа и распахнул люк. Он так отчаянно заскрипел, что вой сирены в ночи прозвучал бы и потише. Кремер застыл… Нет, кажется, все в порядке. Он поднялся наверх.
Луч фонаря, направленный внутрь помещения, освещал какие-то колеса и моторы. Кремер понял, что находится в машинном отделении лифта. По каменным ступеням он спустился к решетке, отгораживающей машинное отделение от коридора третьего этажа. Здесь тоже был замок, и тоже несложный. Отперев его, Кремер погасил фонарь и сунул в карман.
Он прошел по устилающей коридор ковровой дорожке. Санаторий доктора Чарского отвечал самым высоким стандартам: море цветов, пальмы в кадках, просторные рекреационные холлы с дорогой мягкой мебелью, телевизорами и видеосистемами новейших моделей. Вид этих систем вновь навел на мысль о телекамерах, но, подняв глаза к потолку, Кремер таковых не обнаружил.
Льющийся в окна лунный свет придавал интерьеру некий инфернальный оттенок. В конце коридора за столом под неяркой настольной лампой, уронив голову на раскрытую книгу, спала дежурная медсестра. Кремер проскользнул мимо нее тихо, как добротное английское привидение, и по мраморной лестнице спустился сразу на первый этаж, проигнорировав второй. Скорее всего, кабинет доктора Чарского расположен внизу.
Он угадал. Напротив обширного приемного покоя он увидел дверь со скромной табличкой. «Константин Дмитриевич Чарский», и все. Ни титулов, ни званий. Что ж, усмехнулся про себя Кремер. Кто-то однажды сказал: «Титулы нужны ничтожествам, а великому человеку достаточно его имени».
Кабинет запирался на автоматический замок со скошенным ригелем, и открыть его не составило труда. Кремер вошел, закрыл за собой дверь, обвел кабинет лучом фонаря. Вот сейф, но его отпереть не удастся… А вот, за стеклами шкафа, сотни одинаковых томиков. Очевидно, это истории болезни.
Кремер открыл дверцы шкафа и воззрился на одинаковые переплеты, заполняющие все полки снизу доверху. Тут можно долго копаться, прежде чем найдется то, что нужно!
Переплеты отличались лишь номерами и цветом кружков, украшающих каждый томик. Они были желтыми, зелеными, красными и черными. Кремер предположил, что цвет кружка соответствует тяжести состояния пациента: зеленый – хорошо, желтый – так себе, красный – опасно. А черный? Умершие здесь, что ли?
Он прикоснулся пальцем к ближайшему кружку. Тот оказался вырезанным в плотном картоне, а за этим окошком двигалась разноцветная лента; таким образом, цвета могли меняться. Это подтверждало предположение. Кремер наугад достал одну из «черных» книжек и перелистал ее. Так и есть. «Виктор Ильич Маковецкий, – прочел он, – скончался такого-то числа такого-то года». Далее следовало изобилующее медицинскими терминами заключение о причинах смерти.
Кремер поставил «Маковецкого» на место и принялся просматривать истории болезни отошедших в мир иной пациентов. Они были в основном престарелыми, а ему требовался человек примерно его возраста. Вскоре он наткнулся на подходящую кандидатуру. Владимир Николаевич Смирнов, сорок пять лет, москвич, причина смерти – отек легких. То, что нужно.
Он убрал истории болезни на полку и закрыл шкаф. Потом уселся за стол, осмотрел ящики, но ничего интересного не нашел. Включать компьютер Кремер не рискнул. Запомнив номер в окошке телефонного аппарата (впрочем, его можно было узнать и в справочной, не секретный же объект), он осторожно, миллиметр за миллиметром, приоткрыл дверь в коридор. Если охранники время от времени совершают обход, то как бы не напороться.
Собравшись с духом, он распахнул дверь, вышел в коридор…
И оказался лицом к лицу с охранником. Тот смотрел прямо на Кремера и почему-то улыбался. Кремер похолодел. Прошло больше секунды, прежде чем он сообразил, что это не охранник, а цветной портрет какого-то медицинского светила на стене.
Кремер перевел дыхание. Закрыв дверь, он прокрался по ковровому покрытию к мраморной лестнице, ведущей на третий этаж. Мимо по-прежнему дремлющей медсестры он прошел к решетке, скользнул за нее, запер замок, и вовремя: в конце коридора показались двое в белых халатах. Негромко переговариваясь, они скрылись за дверью одной из палат. Из машинного отделения лифта Кремер выбрался через люк на рифленую площадку пожарной лестницы, запер замок и здесь. У забора он перекинул «кошку» в обратном направлении и благополучно выбрался на свободу.
Часы в холле «Альпийского лыжника» показывали половину пятого. Ночной портье бдил на посту.
– Доброе утро! – осклабился он.
Кремер скорчил ответную гримасу, надеясь, что в полумраке она сойдет за дружелюбную улыбку.
– Решили прогуляться с утра пораньше, а? – спросил портье.
– Голова болит, подышал свежим воздухом, – буркнул Кремер.
В номере он разделся, повалился на кровать и моментально уснул.
14
В полдень Кремер позвонил в санаторий.
– Слушаю, – прозвучал рокочущий бас в трубке.
– Могу я побеседовать с доктором Чарским?
– Уже беседуете, – сочно громыхнул бас.
– Добрый день, доктор, – сказал Кремер. – Моя фамилия Никольский, Олег Александрович. Я недавно приехал из Москвы. Боюсь, у меня серьезные проблемы со здоровьем… В свое время мой друг, Володя Смирнов, советовал именно к вам обратиться, если что…
– Гм… Это вам господин Смирнов посоветовал? Когда же?
