Наконец один из них спросил:
– Чего ты хочешь?
– В смысле?
– Твои требования?
Признаться, я не был готов к такому повороту событий, поэтому не знал, что сказать.
Не просить же у них самолет с навигационными картами и деньги с наркотиками!
Пришлось на несколько минут задуматься, после чего я сказал:
– Все переговоры я буду вести только с прокурором Крыма. И никаких заместителей – только прокурор.
Пока я говорил, мой щит отчаянно задыхался, так что пришлось слегка ослабить сжатие, чтобы дать тому хоть пару раз спокойно вздохнуть.
В этот момент из толпы конвоиров послышался несмелый голосок, кто-то сказал:
– Он блефует. Не сможет он убить голыми руками… Никогда…
Чтобы доказать обратное, пришлось пожертвовать здоровьем улыбчивого гиганта – я произнес тоном учителя анатомии:
– Это шестое ребро справа… – Вместо того чтобы еще чего-то сказать, мой кулак со свистом впился в огромное тело.
Едва уловимый хруст слился с нечеловеческим воем жертвы – улыбчивый окончательно сник и погрустнел, становясь фиолетовым от пронзившей его боли.
Тот же голос из толпы захотел еще чего-то сказать, но его недружелюбно перебили:
– Заткнись! А то этот идиот совсем переломает Василия, – так, по-видимому, звали мой живой щит.
На этом представление окончилось: «рексы» послушно удалились доводить до сведения дорогого начальства подробности происшедшего, громко захлопнув за собой железную дверь.
Мне же предстояло провести несколько часов напряженного ожидания, внимательно следя за действиями опасных заложников, которые в любую секунду могли коренным образом переломить ход событий. В какой-то миг мне очень захотелось их покалечить, чтобы можно было расслабиться, но мешала природная скромность и врожденная доброта.
При этом надо было не забывать, что правоохранители запросто могли вместо прокурора запустить в камеру слезоточивый газ или вообще открыть шквальный огонь сквозь смотровое окошко.
Прозвучавший над самым ухом голос заставил меня вздрогнуть.
Оказалось, что это шипит Василий.
– Отпусти горло… пожалуйста, – проблеял он, – у меня за поясом есть наручники…
– Доставай! – властно приказал я.
Когда стальные браслеты защелкнулись на волосатых запястьях, я сообразил обыскать и второго. Оказалось, что и с ним можно проделать то же самое. Кроме всего прочего, я обнаружил в кармане угрюмого перочинный нож, который не был столь же страшным оружием, как мои руки, но мог произвести больший эффект на столь пессимистически настроенных вертухаев.
Как я ни старался, но побороть усталость не удавалось – веки слипались, а раскалывающаяся голова тяжелела, рискуя в любую минуту свалиться на тяжело вздымающуюся грудь.
Томительные секунды сливались в долгие минуты, а те в свою очередь образовывали бесконечные часы.
Пришедшие в себя монстры зловеще поблескивали глазками, пытаясь улучить момент, чтобы впиться острыми зубами в мою невинную шею. Пришлось принять радикальные меры – сидящего на цепи бугая я сильно пнул под дых носком ботинка, а потом добавил увесистого тумака по плоскому темени плотно сжатым кулаком.
Ко второму пришлось обратиться более учтиво:
– Милый Вася, – полюбовно начал я, – если ты хочешь сохранить здоровье, то попытайся не делать резких движений. В противном случае дядя очень рассердится и отшлепает тебя по… нет, не по попке, а по почечкам, причем не тоненьким ремешочком, а вот этим каблучком. – Кожаная подошва замерла перед его бульбастым носом, демонстрируя остроту и прочность вышеупомянутого каблука.
Улыбчивый, ставший к тому времени не менее мрачным, чем его горемычный товарищ, лишь злобно скрипнул зубами и медленно отвел зачарованный взор.
В относительном покое мы провели несколько часов. Утро на улице, день ли, а может, темная ночь? – я не знал, потому что вместо привычных стекол под решеткой был вставлен кусок фанеры.
Пока я так размышлял, скрипнули металлические засовы, и на пороге камеры возникла фигура очень представительного мужчины лет пятидесяти в форме работника прокуратуры.
Робко войдя в угрюмый каземат, посетитель представился:
– Фролов, помощник городского прокурора. Говорят, что вы хотели меня видеть?
Признаться по правде, я не хотел видеть никого в данный момент, кроме Ремизова, но пришлось довольствоваться тем малым, которое предлагала мне пенитенциарная система.
Не покидая темного угла камеры, я заговорил:
– Вообще-то мне обещали прокурора Крыма, но раз вы пришли, то я согласен с вами побеседовать. Во- первых, я хочу, чтобы на капитана уголовного розыска Прелясковского было заведено уголовное дело по обвинению в вымогательстве, злоупотреблении служебным положением, организации похищения гражданки Кораблевой Инны Анатольевны и совершении преднамеренного убийства…
Фролов многозначительно вскинул брови и спросил несколько недоверчивым тоном:
– Вы можете доказать ваши обвинения?
Мне пришлось серьезно задуматься на несколько секунд – ведь я действительно не мог ничего доказать. Вслух же я произнес:
– Мне остается только свидетельствовать, а доказательства – это уже по части следствия.
– Я вижу, что вы ориентируетесь в законах, – проговорил собеседник, – что, приходилось отбывать наказания?
– Настолько хорошо ориентируюсь, что даже понимаю всю незаконность действий следователя Рогожина, который отказал мне в адвокате, аргументировав это тем, что моя вина будет доказана полностью, а правозащитник – всего лишь ненужная формальность, которая сэкономит мне нервы, время и деньги.
Прокурорский чин не знал, что мне сказать, поэтому задумчиво почесал плешивый затылок, состроив при этом гримасу древнегреческого философа.
Я же продолжил:
– Между прочим, в багажнике кораблевской «Тойоты» находится труп бывшего телохранителя бизнесмена. Убил его не кто иной, как Прелясковский, заметая следы своей преступной деятельности.
– Хорошо, – наконец нашелся работник прокуратуры, – в этом мы как-нибудь сами разберемся, но вы должны отпустить заложников и добровольно отправиться в камеру. В противном случае я ничего не смогу для вас сделать.
Убаюканный мерным, таким убедительным говорком Фролова, я едва не поплатился за это жизнью. В маленьком окошке мелькнул вороненый ствол пистолета Макарова. Грянул оглушительный выстрел. Но в последний момент мне удалось отскочить в сторону, прикрывшись телом обезумевшего помощника прокурора, – мои пальцы прижимали к его горлу лезвие перочинного ножа.
– Прекратить! Прекратить! – дико заверещал он, затрепетав в моих руках, как пойманная форель. – Немедленно!
Пальба прекратилась. Едкий запах пороховых газов наполнил камеру, неприятно защекотав ноздри.
Ко мне вернулось прежнее самообладание, и я заговорил в самое ухо заложника:
– Пусть уберут отсюда этих идиотов, а вы останетесь со мной.
Мой приказ был исполнен. Суетливые тюремщики проворно выносили из камеры покалеченных монстров, стараясь не раздражать меня понапрасну.
Когда наконец-то захлопнулась тяжелая дверь, я услышал, как гость угрюмого каземата скуляще запричитал:
– Слушай, зачем тебе добавлять срок? Отпусти меня, а я обещаю рассмотреть все изложенные факты и
