режим ручного управления, до упора отжал рычаг управления вертикальными рулями.
– Может, лучше попытаться дать «полный назад», погружаясь при этом на глубину? – старший помощник был деморализован происходящим; ведь подобные форс-мажоры не предусматривались ни одной инструкцией.
– Погрузиться теперь мы можем только в ад! – Макаров мельком взглянул на датчики глубиномера; мини-субмарина мячиком выскакивала на поверхность.
Теперь удары по корпусу изменили тональность – словно некто беспорядочно стегал гигантским резиновым шлангом по пустому пожарному ведру. Слух резанул омерзительный скрежет, какой обычно бывает, когда по стеклу трут куском влажного пенопласта. Подлодка всплывала с креном в пятнадцать градусов и небольшим, но постоянно увеличивавшимся дифферентом на нос. Ее неотвратимо тянуло в пучину.
– Что это может быть? – В боевой рубке появился вахтенный; даже в неярком освещении было заметно, как побледнело его лицо и испуганно сверкнули глаза.
– Морской дьявол, наверное, – хладнокровно бросил Илья Георгиевич и, прихватив «узи», принялся отдраивать верхний люк боевой рубки…
Празднование Дня независимости в экваториальной африканской деревне проходило не так помпезно, как в столице. Не было ни красно-зеленых транспарантов с трескучими лозунгами, ни огромных плазменных экранов для трансляции речи президента… Не было бы, наверное, и «народного гуляния», если бы не внезапное появление министра пропаганды и идеологии.
Бамбучо Костяна не любил посещать малую родину, небезосновательно подозревая некоторых земляков в лютой ненависти к себе. Как ни странно, но всесильного шамана тут боялись далеко не все. Три года назад, когда министр пропаганды и идеологии был здесь последний раз, какой-то негодяй запустил в него гнилым кокосом. Преступника, естественно, сразу поймали и наказали, однако даже самые лучшие следователи Набуко Вабанды не сумели выбить из него признаний относительно соучастников покушения, а также явок, шифров, паролей и тайников с оружием. Не говоря уже о сумме, полученной от зарубежных спецслужб за попытку террористического акта. Полицейские агенты регулярно сообщали, что на стенах деревенских хижин то и дело появляются изображения висельника, с неизменным комментарием – это, мол, Бамбучо Костяна. И хотя художников вылавливали и публично судили, граффити появлялись снова и снова. Накануне приезда шамана полицейские изъяли все луки, копья, стрелы и дротики, бывшие в хижинах, и это не говоря уже об огнестрельном оружии…
Огромный бронированный «Хаммер», сопровождаемый открытыми «Виллисами» с пулеметами на турелях, вползал на деревенскую площадь с медлительностью сытого носорога. Полицейские, выстроившись на площади, сомкнули руки, образовав живую цепь. Рослые белозубые африканцы в живописном тряпье, седые немощные старцы с набедренными повязками из пальмовых листьев, дебелые матери с огромными обвисшими грудями – все хотели взглянуть на знаменитого земляка. Задние ряды напирали на передние, грозясь прорвать оцепление. С деревьев, окружавших площадь, словно переспелые фрукты свисали полуголые мальчишки.
Полицейский свисток рассверлил многоголосый гомон и тут же замолчал – из салона «Хаммера» вышел сам господин министр. Розовая юбка скульптурно облепляла бедра. Многочисленные амулеты зловеще позвякивали на впалой груди, перевязанной шкурой ягуара. Огромный бубен на боку гулко подрагивал в такт каждому движению. Желтоватый человеческий череп на длинном бамбуковом посохе скалился словно «Веселый Роджер» с мачты пиратского корабля.
К Бамбучо Костяне сразу же подбежал младший вождь, бывший по совместительству и деревенским старостой. С чувством облобызав узловатую шоколадного цвета руку, он произнес отрепетированную речь о «высокой чести» и «историческом моменте».
– Ваше превосходительство, – проникновенно закончил младший вождь, – мы так благодарны вам за вашу заботу! Только вы можете нам помочь избавиться от нашествия красных муравьев!
На лице шамана появилась угрюмая вурдалачья улыбка: все-таки на исторической родине признавали его колдовские заслуги!
– Завтра, – проскрипел он. – Все сделаю завтра… Если только дух нашего общего предка Шамбу-Шумба будет к вам милостлив. Я еще не советовался с ним…
Крики за полицейской цепью становились все громче. Кастяна собрал морщины на лбу. Действовал он уже больше рефлекторно, чем осмысленно, и рефлексы безошибочно подсказывали: народ надо задобрить. Подойдя к оцеплению, шаман роздал односельчанам подарки – шоколадки, сигареты и презервативы. Подозвал детвору, бросил пригоршню мелочи. С дозированной долей сентиментальности погладил по кучерявой головке маленькую девочку, сожалея, что силы уже не те и что он не может взять ребенка на руки.
– Гуляйте, отдыхайте, – проскрипел шаман, щурясь на полуобнаженных соплеменников. – Пока я тут – вы все под моей защитой. У всех нас сегодня День независимости. И не забывайте, что нашей счастливой жизни мы обязаны Его Высокопревосходительству, Азариасу Лулу, – поспешно добавил он, помня, что в деревне наверняка есть информаторы Набуко Вабанды.
Охранники, прибывшие с министром пропаганды и идеологии, выгрузили из «Виллисов» канистры с огненной водой и пивом. За крышами хижин, крытыми бамбуковыми листьями, послышался истеричный визг – там забивали свиней, готовили угощение по случаю национального праздника. Младший вождь, то и дело прикладывая ладонь к груди, увешанной разноцветными бусами и серебряными колокольчиками, приглашал высокого гостя в свою хижину. Однако шаман медлил: всматриваясь в черные лица соплеменников, он прикидывал – сумеет ли он увлечь за собой народ в случае надобности…
В джунглях темнеет быстро. Закатное солнце еще золотит верхние ярусы экваториального леса, а внизу, среди изумрудных мхов и гигантских папоротников, уже царит влажный фиолетовый сумрак. С наступлением полной темноты Бамбучо Костяна наконец позволил увести себя в резиденцию младшего вождя.
Посередине большой круглой хижины дымился очаг. Огромная жаровня источала ароматы пряной свинины и маринованного мяса антилопы гну. Дым втягивался через небольшое отверстие в крыше. В углу бубнил радиоприемник – единственная примета цивилизации. Снаружи то и дело доносились пьяные восклицания, ритмичные звуки барабанов, посвист тростниковых флейт, протяжное пение и топот босых ног – деревня самозабвенно отмечала национальный праздник. С окраины слышался жутковатый хохот – это гиены пожаловали за угощением. Шаман, сидевший на новой циновке, благожелательно смотрел, как многочисленные жены, сестры и дочери хозяина готовят трапезу.
– Расскажи мне о здешних новостях. – Столичный гость с показной любезностью улыбнулся деревенскому старосте. – Какие у вас проблемы, кроме нашествия муравьев? Чем живет современная африканская деревня?
