Меер медленно топтался по освещенной части пещеры, высматривая хоть какой-нибудь острый выступ, о который можно было бы перерезать веревки. Но ничего подходящего не находилось. Видимо, этот лабиринт когда-то был частью подводной галереи, и море отшлифовало каждый камушек, каждую расщелину.
Чертыхаясь про себя, штандартенфюрер снова зашарил глазами по гладким стенам и тут услышал, что к морскому шуму добавился стрекот мотора. Курт торопливо подошел ко входу и выглянул наружу. Так и есть! К берегу осторожно подходил рыбацкий ботик, в котором сидели несколько человек. Меер еще раз глянул на крутой спуск и зашагал обратно за поворот, в тот темный угол, где его оставили похитители. В голове пленника не было никакого плана. Минут через пять рыбаки причалят, еще около пяти потребуется на то, чтобы преодолеть подъем. Что можно предпринять за десять минут – Курт не знал. Глаза привыкли к свету, поэтому сейчас он почти ничего не видел и медленно двигался в темноте. По расчетам, он уже должен был подходить к тому месту, где его бросили, когда нога неожиданно уперлась во что-то податливое. Штандартенфюрер отпрянул – мало ли какой зверь мог поселиться в пещере! Но никто не нападал, не двигался, и Курт еще раз дотронулся до препятствия. Носком сапога он попинал это нечто, убедился, что опасности нет, и опустился перед преградой на колени. Это был мертвец.
Еще толком не зная, с какой целью, но Меер чуть ли не губами стал ощупывать тело. Он понятия не имел, зачем он это делает, возможно, оттого, что просто лежать и ждать своих палачей, как баран на бойне, не в его правилах.
Курт нащупал пуговицы, портупею, эсэсовские петлицы на воротничке, но размышлять о том, кто был этот человек, – не было времени. За голенищем сапога торчал нож. Надо было спешить!
Он вытащил оружие, зажал его между коленями и зубами освободил клинок от тугих ножен. Дальше – дело техники. Через минуту штандартенфюрер уже растирал затекшие кисти, возвращая пальцам подвижность. В пещере зашуршали шаги, по стенам запрыгал луч фонарика. За Меером шли.
Курт сунул клинок за пояс брюк, одернул гимнастерку, как смог, опутал руки, зажав концы веревки в кулак, и замер.
Луч фонарика совсем рядом полоснул по стенам, по полу, остановился на мертвеце. Это был один из тех, кого Курт застрелил в бою. Свет передвинулся правее, и Меер увидел еще двоих убитых.
«Троих, значит, приголубил… – подумал штандартенфюрер и безрадостно усмехнулся. – За троих убитых товарищей с меня дорого спросят…» Он еще раз потрогал рукоятку ножа.
Свет прыснул прямо в лицо, и Меер зажмурился.
– Ты убил наших соратников, – прогремел в пещерном своде голос. – Ты заслужил смерть!
– Не я на вас нападал, – виноватым голосом попытался оправдаться штандартенфюрер. Нужно было выиграть время, привыкнуть к свету, рассмотреть, сколько врагов, оценить ситуацию и, возможно, первым нанести удар. – Я только защищал свою жизнь!
– Вставай, скотина! – убийцы явно не были настроены на проведение демократического судебного процесса. – Идешь на казнь!
Для полновесности слов Мееру сунули в ребра ствол автомата, и кто-то рывком за волосы заставил подняться Курта на ноги.
– Следуй за мной! – приказал голос, и штандартенфюрер наконец рассмотрел чью-то спину.
– Пшел! Давай-давай! – скомандовали сзади, и Меер по голосам определил, что позади его будут сопровождать двое – один освещает его, а второй держит на мушке. Значит, пещера отпадает. Еще и нож не успеешь достать, как будешь застрелен.
Курт мерно вышагивал за провожатым, озабоченный лишь тем, чтобы похитители не увидели торчащего на пояснице бугорка от рукоятки и не догадались, что путы на руках – бутафория. Он слегка приподнял руки, прикрывая ими спрятанное оружие, и потуже стянул концы веревки, стараясь не делать никаких резких движений.
Но охранники ничего не заметили даже тогда, когда вышли на дневной свет. Они сопровождали пленника, поддерживая его под руки, помогая спуститься и оберегая от падения. Представилась отличная возможность пустить клинок в дело, но и тут Курт поостерегся делать это. Он, кувыркаясь, полетел бы вниз вместе с этими тремя головорезами, совершенно не контролируя падения, то есть – практически так же, как связанный. Этих троих он бы укокошил, но вряд ли выжил бы и сам.
Наконец преодолели опасную крутизну, и штандартенфюрера толкнули за небольшой скальный выступ, за которым Меер увидел невысокое дерево с приготовленной петлей, а рядом – рыбака с листком в руке.
«Наверное, главарь. Приговор, поди, читать будет», – саркастически ухмыльнулся Курт, поглядывая на виселицу.
– Ты чего, гадина, ухмыляешься! – рявкнул один из провожатых. – Весело тебе, да?
В ответ штандартенфюрер сделал все, что мог, – снова ухмыльнулся.
– Ах, ты! – охранник замахнулся на эсэсовца кулаком и обратился к главарю: – Может быть, сразу повесим? Без приговора? А, Юхо?
Тот, кого назвали Юхо, соглашаясь, кивнул, и штандартенфюрера толкнули к дереву.
Глава 26
Работа в Мурманском порту четвертые сутки не прекращалась ни днем, ни ночью, напоминая растревоженный улей. Натужно скрипели портовые краны, еще не совсем проснувшиеся после зимней спячки, деловито туда-сюда сновали маневровые паровозы, с очередностью муравьиной цепочки подкатывали и уезжали грузовики, стайками расхаживали матросы и бригады докеров. Над городом еще плавали снеговые тучи, а кромка морского льда отодвинулась от берега всего на каких-то пару десятков метров, но кораблям ждать было недосуг. Они вспарывали своим железным брюхом истончившийся лед, пробивая себе дорогу к берегу.
Сезон навигации в этом году начался необычно рано. Тонны стратегического сырья, продовольствия и вооружения, за зиму скопившиеся в английских и американских портах, теперь спешно переправлялись в Мурманск. Караваны с грузом следовали в направлении советского порта почти непрерывной чередой. Корабли тесно швартовались, но места у стенки все равно хватало не всем, и некоторые суда были вынуждены торчать на рейде, на якоре, без береговой защиты, то и дело ожидая торпедной атаки немецких субмарин или налета вражеской авиации. Иностранные капитаны по-русски матерились, ругались с портовым начальством, то, в свою очередь, набрасывалось на докеров, требуя ускорить разгрузку, которая и без того шла бешеными темпами. Обстановка накалилась до предела, когда немецкие подлодки все же сумели незаметно пробраться мимо судов охраны и потопить два сухогруза. Один, по слухам с «толкучки», с военной техникой, а другой – с продовольствием. А на якорях стояли еще пятнадцать транспортов!
Грузчики выбивались из сил, но дело здесь было вовсе не в портовиках. Такая картина, как в эту весну, наблюдалась каждый год. Не хватало рабочих рук. Как обычно, за осень и зиму проходили несколько призывов в армию, с некоторых категорий то и дело снималась «бронь», и к весне в порту не хватало доброй половины квалифицированных рабочих. Чтобы укомплектоваться, начальство пускалось на различные ухищрения, заманивая сезонных работников, но приезжих в этом закрытом городе было мало, а коренное население за почти три года войны сильно поредело.
Докеры «со стажем», к своему огромному неудовольствию, в этом году подметили две вещи, которых прежде не было. Во-первых, все поступившие грузы старались увозить немедленно. К чему была такая спешка – непонятно. Раньше весь ленд-лиз развозили по пакгаузам, ангарам и складам, откуда потом неспешно распределяли и доставляли по назначению. Сейчас же понагнали пропасть грузовиков, и перед портовиками поставили задачу: как только судно разгружено – все уже вывезено. Оно, конечно, с одной стороны, хорошо – нет таких нагромождений, когда к очередному судну протиснуться проблематично. Но зато и работы стало больше вдвойне. А кому это понравится? А во-вторых, отменены проверки при приеме на работу. Раньше как было? Подал заявление, и неделю ждешь, пока твою биографию по всем пунктикам проверят. И далеко не всем давали «добро». Могли и под зад коленкой наподдать, если усматривали неладное. Работать в порту всегда было престижно. И платили хорошо, да и куда еще податься в Мурманске, где больше нет почти никакого производства? Поэтому и людей подбирали соответствующих, толковых. А потом, докер – он лицо хоть и не материально ответственное, но если неправильно застропалит груз и он с десятиметровой высоты упадет и придет в негодность, кто отвечать будет? Ясно, что он, а с ним – вся бригада, если не смена. И начальству тоже достанется, не без того. Куда смотрели, когда принимали