покинули сцену.
Итак, весь апрель Боб пребывал в скверном расположении духа. Девятого мая в устье Шаннона показались паруса. Урок фехтования приостановился. Ученики Боба, собравшись под одиноким дубом, молча смотрели, как французская эскадра поднимается по реке к городу. Французов приветствовали кучки людей, собравшихся на коннахтском берегу, и пушки Лимерика. Все вокруг Боба приметили, что с кораблей отвечали выстрелом на выстрел (пороха было вдоволь), но не криками на крики (доставили припасы, но не солдат).
Мсье Лямотт вытащил из седельной сумы подзорную трубу, взобрался на развилку дерева и стал рассказывать: «Вижу фельдмаршальский флаг. На большом корабле – третьем от начала – прибыл французский командующий». Тут воздух вышел из него, как из порванной волынки. Минуты две гугенот молчал – не потому, что сказать было нечего. Просто он был из тех, кто не говорит, пока не совладает со своими чувствами. «Это палач Савойи», – сказал он по-французски другому гугеноту, стоявшему под деревом.
– Де Катина?
– Нет, другой.
– Де Жекс?
– Это фельдмаршал, а не поп.
– А… – Второй гугенот вскочил на коня и поскакал прочь. По-английски Лямотт произнес:
– Я узнал герб нового французского главнокомандующего. Его фамилия Сен-Рут, и он – ничтожество. Считайте, что мы победили.
Гул голосов возобновился, послышались смешки. Лямотт спустился с таким видом, будто его мать только что протащили под килем французского флагмана. Он отдал подзорную трубу Бобу и без единого слова ускакал прочь.
Боб обрадовался, что заполучил трубу, потому что обводы одного из кораблей дальше в строю показались ему знакомыми. Невооружённым глазом он не мог рассмотреть флаг на бизань-мачте. Теперь, укрепив трубу на сучке и наведя на резкость, Боб разглядел интересующий его герб. Сен-Рут прихватил с собою парочку генерал-лейтенантов, и один из них носил титул графа Апнорского.
Той весной Боб сидел и наблюдал чудеса: бабочка выбиралась из кокона, из липкой зелёной почки проклюнулся цветок яблони. Одно немного походило на другое и на то, что происходило в душе у Боба в последующие часы. Поведение гугенотов стало образцом и источником вдохновения. Не совсем по собственной воле, Боб за эти годы съёжился в жёсткой сухой оболочке, защищавшей его и в то же время ограничивающей свободу. То же было и с остальными. Однако весть, что Сен-Рут здесь, пробежала по лагерю гугенотов словно озноб и пробудила их к жизни. Боб не знал, кто такой Сен-Рут и что он сделал в Савойе, но гугеноты внезапно почувствовали себя в гуще истории. История была не про королей и могла не войти в анналы, но им представлялась вполне стоящей.
Годы назад Боб оглох на одно ухо и думал, будто это из-за того, что он стоял близко к пушкам. Потом однажды цирюльник залез ему в ухо крючком и вытащил комок бурой серы, твёрдой, словно застывшая смола. После этого Боб вновь стал слышать – да так чётко, что весь следующий день с трудом сохранял равновесие. Девятого мая 1691 года чувства Боба Шафто вот так же ожили, а лёгкие наполнились воздухом впервые с того дня, когда он переходил через Бойн и якобитские пули отрывали куски от его шляпы.
Две недели спустя они свернули лагерь и двинулись к Маллингару, в центре острова, где собралась вся армия короля Вильгельма.
Через несколько дней со стороны Дублина потянулись в клубах пыли обозы, нагруженные пушками и мортирами, присланными из лондонского Тауэра.
Восьмого июня выдвинулись на запад к Баллимору и, легко им овладев, взяли в плен один из лучших ирландских полков, непонятно зачем оставленный практически в чистом поле.
Десятого июня дошли до Атлона на реке Шаннон. Город состоял из английской части на ленстерском берегу (которую якобиты почти сразу оставили) и ирландской на коннахтском (куда они отступили). Её они обороняли две недели с пугающим остервенением. На другой берег Шаннона отправили лазутчиков. Те немногие, что возвратились, сообщили новости: генерал Сен-Рут собрал всю армию к западу от ирландского города, там, куда не достреливали голландские пушки Гинкела.
Битва при Атлоне была кровавой и незатейливой: бомбардиры Гинкела выпускали по ирландскому городу по ядру каждую минуту в течение десяти дней и полностью сровняли его землёй. Тем временем пехотинцы раз за разом пытались пробиться по каменному мосту, соединяющему английский город с ирландским. Все знали, что это единственный способ попасть в Коннахт. Ирландцы взорвали один пролёт. Через него надо было перекинуть брёвна. Каждую ночь под прикрытием адского артиллерийского огня солдаты Гинкела пытались навести временный мост, в то время как ирландские снайперы с атлонской стороны решетили их пулями. Затем ирландцы с тем же мужеством подбирались к мосту, поджигали брёвна или сбрасывали их в реку.
Ирландцы выиграли сражение за мост, но проиграли битву при Атлоне, когда тридцатого июня две тысячи солдат Гинкела перешли Шаннон вброд ниже по течению и пробились к ирландскому городу.
Таким образом, Сен-Рут потерял Атлон, и всё его войско оказалось заперто в городских стенах. Правила осадной войны никто не отменял: если город сдаётся, жители могут ждать пощады, сопротивление карается резнёй. Боб сильнее всего боялся, что получит прямой приказ отправиться в Атлон и кого-нибудь там вырезать. Хуже могло быть только одно: если бы жертвы оказались из роты мистера Маккарти пехотного полка барона Йола. Мистер Маккарти, дублинский свечник, потратил всё своё состояние, чтобы собрать и обмундировать роту, а сам стал её капитаном. По ходу дела он завербовал Тига Партри, а тот, в свою очередь, ещё кого-то из ирландской шатии-братии Боба. Сыновья Джека Шафто, племянники Боба, жили теперь при полке, как Джек и Боб в их возрасте. Вполне возможно, что им уже дали мушкеты. Так что не исключалось, что в Атлоне Бобу придётся зарубить собственных племянников. От такой перспективы недолго и занервничать. Однако Боб (по обыкновению) вообразил худшее и заранее придумал, что делать, если до такого дойдёт. Он объявит себя ирландцем (что несложно, поскольку это не национальность, а образ мышления), осенит крестом затянутую красным мундиром грудь и сбежит в Коннахт вместе с Партри. Даже объяснение придумалось: Боб скажет, будто узнал двоюродную бабку в старухе, засветившей ему бутылкой по голове. План имел и то преимущество, что позволял ближе подобраться к Апнору. После того, как якобиты проиграют войну, Боб запишется в ирландские наёмники и отправится воевать в Европу. Если вовремя дезертировать, можно будет пешком добраться до Абигайль.
С каждой новой фантастической подробностью план нравился Бобу всё больше. К тому времени, как они перешли по полуразрушенному мосту на бывшую ирландскую сторону Атлона, он уже почти мечтал разыскать уцелевших солдат Маккарти, чтобы им сдаться.
Чего он
Однако в Атлоне обнаружились лишь мёртвые и умирающие ирландцы под оседающими развалинами домов. По счастью, значительная часть мирного населения бежала в Коннахт. Малочисленный ирландский гарнизон с большим энтузиазмом перебила датская кавалерия. Армия Сен-Рута оставалась в лагере и боя не видела. Гинкелу потребовалось несколько дней, чтобы провести по мосту всё войско, и у Сен-Рута было вдоволь времени, чтобы упорядоченно отойти в глубь Коннахта, хоть до самого Голуэя.
Итак, Боб вступил на легендарную землю Коннахта. Нет, неправильно: это место соединялось мостом с Ленстером и всем прочим треклятым островом, оно было вростком дурной, порченной Ирландии в хорошую. По счастью, его окружала стена, не дававшая болезни распространяться. Ирландский Атлон был просто бубоном, удерживающим в себе чумную заразу.
Вот когда поступит приказ выступить из западных ворот, тут-то они и попадут в истинный Коннахт, который Тиг Партри воспевал в долгие зябкие часы на башне Девлина.
– Сегодня воскресенье, двенадцатое июля лета Господня тысяча шестьсот девяностого первого, – подсказал капитан Барнс, тряся Боба за плечо. – Обоз прибыл, впереди у нас долгий переход.
Слабый розовый свет блестел на покрытых плёнкой росы камнях. Боб собрал всю свою волю, чтобы не
