Боб опустился на четвереньки, затем подобрал под себя колени. Он слышал, как кровь капает на землю. Однако она всего лишь капала, а не лилась струёй и тем более не била толчками. Увидь он солдата с такой раной, подумал бы, что тот, скорее всего, выживет, если только рану чем-нибудь заткнуть, чтобы остановить кровотечение. Апнор сказал правду: если Боб и умрёт, то лишь от того, что рана воспалится.
– Я не прошу тебя идти. Поедешь на одной лошади, ребята вместе на другой.
– А ты?
– Мне, Боб, дорога по ручью в болото. Заберу мушкет с одного из англичан, кого сегодня убил, и подамся в леса. – Глаза у Тига увлажнились, он запрокинул голову и шмыгнул носом. – Иди-иди, у нас обоих нет лишнего времени.
– Я поставлю в Лондоне памятник, – пообещал Боб и медленно поднялся на ноги. Сознание он не потерял.
– Мне? Не позволят!
– Апнору. – Боб, пошатываясь, прошёл мимо измочаленного графа и ногой столкнул рапиру в ручей. – Прекрасную статую, на которой он будет в точности как сейчас, с табличкой: «Луи Англси, графу Апнорскому, лучшему фехтовальщику Англии, которого ирландец до смерти забил палкой».
Тиг некоторое время раздумывал, потом кивнул.
– В Коннахте, – добавил он.
– В Коннахте, – согласился Боб и поглядел на ручей, который казался не уже Шаннона. Однако по другую сторону ждали мальчишки – Джековы, а теперь и Бобовы, поскольку по всему выходило, что своих детей у него не будет. Тиг хорошенько двинул его под зад, и Боб, перелетев через воду, больно ударился о землю. К тому времени, как он встал и обернулся, чтобы поблагодарить Тига Партри, того уже рядом не было.
Стог сена, Сен-Мало, Франция
9 апреля 1692
…Ум в себе
Обрёл свое пространство и создать
В себе из Рая – Ад и Рай из Ада
Он может. [25]
– Вот так, наверное, и распространяется сифилис – малые вроде меня, сегодня они здесь, завтра – там.
– Ну, Боб! Ещё никто не говорил мне ничего столь романтичного!
– Не знаю, что вы думали услышать, трахая на сене старого сержанта.
– Зашнуруй меня обратно.
– Не уберёте ли волосы? Вот, так лучше.
– …
– …скучное занятие, правда?
– Хватит ворчать.
– Я не ворчу. Но его можно было и не снимать.
– Да. И чулки. А ты мог остаться в штанах и башмаках и заниматься этим стоя. Но мне, чтобы получить удовольствие, нужна некоторая раскрепощённость, которую я ощущаю, только сбросив одежду.
– Достаточно туго?
– Вполне… по той же причине, Боб, я прекрасно обошлась бы без рассуждений о сифилисе и о том, как он распространяется.
– У меня его нет. Я долгие годы ни с кем не спал.
– И у меня нет. Я тоже долгие годы ни с кем не спала.
– Это как? Вы сказали, что у вас полугодовалый младенец.
– В прошлую встречу. Сейчас ему уже семь месяцев.
– Ладно, пусть семь, но как же вы говорите, будто долгие годы ни с кем не спали?
– Сожительство с мужем я полностью исключаю из рассмотрения.
– Я бы сказал, что это значительная поправка.
– Не сказал бы, если бы когда-нибудь сношался с Этьенном де Лавардаком, герцогом д'Аркашоном.
– Как-то не доводилось, мадам.
– Или доводилось, а ты забыл. Так или иначе, в последнее время он снова со мной это проделывает.
– В последнее время… Вы хотите сказать, что был перерыв после номера второго, а сейчас он нацелился на третьего?
– Для него это номера первый и второй соответственно. Первый, незаконный – ноль, то есть не существует.
– Незаконный – это тот, который был грудным, когда меня отправили в Дандолк, а вас притащили в Дюнкерк?
– Да. А что?
– Просто пытаюсь освежить память, сударыня. Нет надобности так напрягать спину. Ну вот, теперь стало слишком свободно, придётся перешнуровывать заново.
– Не надо. Просто начни застёгивать корсет.
– Боюсь, он немного порвался.
– Я велю зашить. Ну же, быстрей. Я боюсь, что нас обнаружат.
– Не беспокойтесь, я же голый.
– Чем это лучше?
– Если я буду молчать, то сойду за французского дворянина. Все в страхе разбегутся.
– Особенно когда увидят твои шрамы. Они весьма живописны.
– Вы бы так не говорили, если бы представляли себе, как они достаются: всю эту боль, беспомощность, когда месяцами исходишь гноем и не знаешь, будешь ли через минуту жить или умрёшь.
– Ты забываешь, что я родила двоих.
– Пардон. Таким образом, вы вернули меня к прежней теме.
– Какой теме?
– Вы никогда не говорите о незаконном.
– Из чего ты мог бы сделать вывод, что я не хочу о нем разговаривать.
– Я просто задаю вежливые вопросы, принятые между родителями.
– Как поживают Джековы сыновья?
– Джимми и Дэнни растут в полку, как их отец и дядя. Если они не шкодят и не отлынивают от дела (что маловероятно), то сейчас чистят картошку в нашем лагере под Шербуром.
– Они догадываются, что ты шпионишь для Мальборо?
– Какой невежливый вопрос, госпожа герцогиня! Я вовсе не уверен, что шпионю. Ещё не решил, как быть. Никаких донесений ему пока не переправлял.
– Ну, когда решишься, можешь передать их через меня.
– Если решусь.
– Решишься обязательно. Ведь намечается вторжение в Англию, верно?
– Когда ирландские и французские полки весной передислоцируются в самую восточную часть страны и встают лагерем, начинаешь предполагать нечто подобное.
– Ты не сможешь этого допустить. Ты известишь Мальборо.
