Пара быстро скрылась за снежной пеленой, оставив Кондратьева одного посреди необъятной ледяной пустыни…
Глава 21
– Что там случилось? – Второй пилот устало разомкнул веки, едва только в кабине появился Патрик О’Брайан с дымящимся пистолетом в руке. – Кто стрелял?
– Стрелял, разумеется, я, – ответил ирландец, сунул оружие за брючный ремень и уселся в командирское кресло.
Кабина пилотов стала временным убежищем для штаба разбившегося авиалайнера, в который, кроме Патрика, входили две стюардессы и второй пилот.
– Бунт? – слабым голосом поинтересовался летчик. Он сильно пострадал при посадке, потерял много крови и время от времени впадал в забытье. – Следовало ожидать.
– Да так, – нехотя махнул рукой бывший хиппи, – пришлось поставить кое-кого на место. Чепуха.
– То ли еще будет… – невесело произнес летчик, закрывая глаза.
– Справимся, – уверенно пообещал О’Брайан, похлопав ладонью по холодному металлу пистолета. – Меня другое интересует. – Патрик заглянул через приоткрытую пилотскую дверь в салон.
Паника улеглась. Обе стюардессы раздавали выжившим пассажирам последние запасы провизии. Назначенные дежурные исправно поддерживали огонь, и температура в салоне мало-помалу поднялась до вполне комфортного уровня. Вроде бы все было в порядке, быт относительно налажен. Но это только пока, на несколько часов. Завтра людям будет нечего есть, закончится горючее, да и в салоне самолета уже не так много осталось вещей, пригодных для поддержания огня.
Люди устраивались на ночлег, и ночь для них сегодня пройдет относительно спокойно и комфортно. А вот завтра…
– Послушайте. – Патрик дождался, пока в кабину вернулись бортпроводницы, и обратился к пилоту: – Я, конечно, понимаю, что на борту каждого самолета есть аварийные средства, маячки и все такое прочее, но не могло ли все это пострадать при посадке?
– Исключено. – Пилот отрицательно покачал головой. – Колпак из сверхпрочных материалов…
– Так ведь и у нас, черт подери, была не мягкая посадка! – непонятно на кого разозлился ирландец. – Полмашины как ножом срезало! А самолет-то тоже не из бумаги сделан. И потом, на всякий сверхпрочный материал есть сверхсверхпрочный удар. Это как игрушки в броню и в снаряд.
– Исключено, – снова покачал головой летчик.
– Тогда я не пойму другого, – пожал плечами О’Брайан, – если маячок в самом деле в полном порядке и не пострадал, то почему нас до сих пор не нашли?
– Не знаю, – тихо ответил второй пилот, – возможно, из-за погоды. Возможно, из-за наступившей темноты. Не знаю…
– Ох, сдается мне, что все тут не так просто, – с сомнением покачал головой бывший рокер, – не все так просто… Надо что-то делать, что-то предпринимать.
– А что тут можно предпринять? – Одна из стюардесс удивленно глянула на ирландца. – Мы можем только сидеть и ждать.
– А теперь представьте себе на секунду, только представьте, – зловещим тоном произнес О’Брайан, – что я оказался прав и никакие аварийные средства не работают. Что тогда?
– Как это не работают? – летчик снова на мгновение открыл глаза. – Почему?
– Потому, что человечество еще не изобрело вечного двигателя и совершенных материалов, – ответил Патрик. – Все когда-нибудь выходит из строя и ломается. Так почему этого не могло произойти с нами? – Он саркастически глянул на собеседников. – И что мы тогда имеем? – спросил он и сам же ответил на свой вопрос: – А имеем мы то, что завтра мы останемся без тепла. Уже сегодня – без пищи, и к послезавтрашнему утру вполне возможно, что из выживших пассажиров в живых не останется никого.
– Это если нас раньше не найдут, – испуганно возразила бортпроводница.
– Верно, – согласился ирландец, – но надо срочно что-то предпринять, а не просто сидеть и ждать у моря погоды. Этак и до людоедства может дойти. – Он невесело усмехнулся и снова похлопал по пистолету. – И тогда даже эта штука не поможет… Ладно, утро вечера мудренее, – подвел он безрадостный итог разговора, – все равно мы ничего не сделаем на ночь глядя. – Он снова заглянул сквозь щель в салон авиалайнера, чтобы убедиться, что на борту пока что все в порядке.
Так оно и было. Усталые от нервного напряжения и пережитого страха пассажиры крепко спали, устроившись кто как смог на не вполне пригодных для сна креслах. Однако усталость свое взяла, и сон сморил всех.
Всех, кроме Виктора Викентьевича Еременко. Он и не думал спать, хотя его организм нуждался в отдыхе не меньше, чем у всех остальных пассажиров. И это понятно. Ведь, кроме задачи выжить, у Виктора Викентьевича во всей этой дурацкой, нелепой истории был свой шкурный интерес.
Во-первых, господина Еременко очень сильно насторожил повышенный интерес к своей персоне некоего господина, который тщательно прикрывался личиной серого невзрачного клерка. Этого человека проницательный взгляд Виктора Викентьевича заприметил еще в нью-йоркском аэропорту. Но если тогда это казалось глупой шалостью его бывших партнеров, то сейчас, здесь, во льдах Гренландии, такое внимание со стороны этого непонятного субъекта было по меньшей мере подозрительно.
Во-вторых, Виктору Викентьевичу очень не понравилась троица наглых молодчиков, которые позволяли себе так беспардонно рыться в чужих вещах. Понятное дело, искали они что-нибудь из съестного. Ясно также, что ни документы, ни диски их интересовать не могли. А вот мешки с несколькими десятками миллионов долларов вряд ли кого оставят равнодушными. И в том, что до этих мешков рано или поздно кто- то доберется, у Виктора Викентьевича не было никаких сомнений. И тут уж никакие увещевания и угрозы дипломатического скандала не будут иметь ровно никакого воздействия. В лучшем случае деньги пойдут в костер. Это если до них первым доберется этот чертов хиппи-ирландец. А если их обнаружат хамы- молодчики, то, чего доброго, могут просто тюкнуть по темечку… Кто их знает, что у них в головах творится!
И Виктор Викентьевич принял единственно верное в такой ситуации решение. Он дождался, пока в салоне все уснут, и тихо выскользнул наружу. Копаться среди багажа в полной темноте было не совсем с руки, но Еременко знал, что он ищет, и спустя минут двадцать он вытащил из общей кучи два своих кожаных мешка. После этого он переложил из них то, что ему было нужно, в найденную тут же сумку, вещи из которой он вытряхнул. Диски и документы он положил в небольшой несессер.
Когда спустя час он вернулся, в салоне ничего не изменилось. Все по-прежнему спали, так что отлучки Виктора Викентьевича никто не заметил. Еременко с облегчением вздохнул, примостился на своем кресле, укрылся тонким пледом и наконец-то закрыл глаза, стараясь побыстрее согреться после мороза и уснуть.
Но в тот самый момент, когда сладкая дрема уже вот-вот готова была смениться глубоким сном, за бортом самолета раздался страшный грохот и треск, насмерть перепугав и без того испуганных пассажиров. Фюзеляж самолета завибрировал, напомнив людям недавно перенесенный ужас аварийной посадки.
Все, словно по команде, повскакивали со своих мест, не понимая спросонок, что произошло.
– На выход! – гаркнул появившийся в салоне О’Брайан и первым устремился к выходу, увлекая за собой остальных, тех, кто мог передвигаться самостоятельно.
То, что пассажиры увидели снаружи, поразило всех. Буквально метрах в двадцати – двадцати пяти от останков авиалайнера ледяной панцирь раскололся, образовав глубокую и широкую трещину.
– Я когда-то смотрел по телевизору, что ледники в Гренландии движутся к побережью со скоростью около метра в сутки, – негромко произнес турист-пенсионер, ни к кому не обращаясь, а просто с удивлением глядя на коварный разлом, – это происходит под давлением выпадающего снега. Сейчас ведь как раз идет снег, – уточнил он. – Так образуются айсберги, потом сползающие в океан. И ледовый панцирь, проходя по неровностям скального основания, то и дело растрескивается…
– Слушай, умник, – резко перебил его О’Брайан, – лекции будешь читать своим студентам в университете.
– Я уже на пенсии, – возразил старик.
– Тем более помалкивай, – не вполне любезно оборвал его ирландец. Ко всем свалившимся на них бедам не хватало еще паники и по этому поводу!
