– Зачем? – спросил Армстронг.
– Они могли подавать сигнал на буровую, – ответил Вульф. – Или своей спасательной партии, отправившейся туда, – добавил он задумчиво.
– Вот именно, – тотчас согласился Фактороу. – Если резать свинью, спектр будет похожим.
– Взрыв? – промолчав, спросил капитан. – Откуда этот взрыв?
– Они могли искать полынью поближе к буровой и, не найдя, применить торпеды.
– Значит, мы нашли их? – заметил Армстронг. – Давно этого жду…
Дремавший на кушетке Стивенсон открыл глаза и сел, с интересом прислушиваясь к разговору.
– Тогда надо сделать ее потесней, – продолжил капитан. – Какое расстояние? – спросил он у рулевого.
– 20 градусов 44 минуты западной долготы и 87 градусов 56 минут северной широты…. это примерно 50–60 миль.
Капитан уселся в расположенное рядом со штурманом кресло. Он высчитывал новый курс, чтобы приблизиться. Если идти со скоростью 25 узлов, тогда через пару часов они сядут IVS на хвост.
Он щелкнул мышкой, вызвав маленькое оконце сбоку экрана. Через секунду плоский жидкокристаллический экран замигал, и на нем появилась карта с проложенным красным цветом курсом.
– И все-таки, – задумчиво произнес он, – кто же это может быть?
Судя по лицам собравшихся, всем был ясен ответ на этот вопрос. Кто еще, кроме «Гепарда»?
Армстронг бросил взгляд на проложенный курс. Он пытался дать какое-то другое объяснение имеющимся фактам, но ничего другого не приходило ему в голову.
Стивенсон положил руку на плечо Армстронгу и отвел его в сторону.
– Если это «Гепард», капитан…
Ему не нужно было заканчивать фразу. Армстронг в упор посмотрел на собеседника.
– Ну?
Стивенсон выдержал этот взгляд.
– Мы не каждый день получаем такие подарки… Пойдемте-ка переговорим.
37
Дроздов перелез через поручни мостика и, держась за спущенный вниз трос, скатился с огромной, косо вздыбленной льдины, чуть ли не касавшейся ограждения рубки. На избыток света жаловаться не приходилось, небо было покрыто тяжелыми серыми тучами. Воздух все так же обжигал щеки, но погода заметно улучшилась. Ветер почти стих, повернул на юго-восток, поднимая ледяную пыль на два- три метра над поверхностью льда.
Их было одиннадцать человек: сам командир, доктор, восемь матросов и Дроздов. Четыре моряка несли с собой носилки.
Даже полтонны высокосортной взрывчатки не сумели заметно разрушить ледовое поле. Взрыв раздробил лед примерно на площади в двести квадратных метров, но огромные куски самой разнообразной формы сложились в прежнем порядке так, что в трещину между ними не пролезла бы даже рука, и тут же начали снова смерзаться. Большая часть ударной мощи взрывчатки ушла вниз, и все же она сумела вздыбить и расколоть массив льда не меньше 500 тонн весом. Не так-то и плохо.
Добравшись к восточному краю канала, они вскарабкались на паковый лед и огляделись. Луч прожектора, как белый палец, неподвижно упирался в небосвод. Заблудиться сейчас было невозможно. Без ветра и ледяной пыли, здесь легко разглядеть свет в окне на расстоянии в десятки километров. В отличие от первого впечатления, сейчас Дроздов подумал, что в этой белесой безжизненности заключена жизнь. Не верилось этой тишине. Как будто что-то затаилось в этих льдинах, способных протаранить железный корпус корабля, в этом снегу, под которым погребены смелые люди. Коварство живого неведомого существа…
Искать буровую на этот раз не пришлось. Стоило отойти на несколько сотен шагов от ледяной равнины – и они сразу же увидели ее. Ажурная буровая вышка, три сохранившихся домика, один из которых сильно обгорел, и пять почерневших каркасов – все, что осталось от буровой. И ни души.
– Так вот она какая, – прямо в ухо Дроздову проговорил Грубозабойщиков. – Вернее, то, что от нее осталось, долго же нам пришлось добираться, чтобы увидеть подобное зрелище.
– Еще немного – и мы с вами обозревали бы совсем другие пейзажи, товарищ командир, – заметил Дроздов. – Почище этого… Я имею в виду на дне океана.
Грубозабойщиков медленно покачал головой и двинулся дальше. До буровой было рукой подать, каких- то двести метров. Дроздов подвел его к ближайшему уцелевшему домику, отворил дверь, и они оказались внутри.
В помещении было градусов на тридцать теплее, чем раньше, но все равно довольно холодно. Зубринский и Рукавишников бодрствовали. Пахло гарью, йодом, морфием и специфическим ароматом булькающего в котелке несъедобного на вид варева, которое Рукавишников старательно размешивал.
– А, это вы, – как ни в чем не бывало проговорил он, словно увидел соседа по улице. – Как раз к обеду, Владимир Анатольевич. Садитесь с нами.
– Чуть позже, спасибо, – вежливо ответил Грубозабойщиков. – Зубринский, как нога?
– Слегка поцарапал, товарищ капитан, – радист вытянул вперед негнущуюся ногу. – Здешний лекарь загипсовал…
– Носилки сюда! – распорядился Грубозабойщиков. – Сначала Зубринский. А ты, Рукавишников, бросай свою стряпню. До «Гепарда» пара сотен метров. Через полчаса будем на борту.
Дроздов услышал позади какое-то шарканье. Доктор Дитковский уже встал на ноги и помогал подняться главному инженеру Филатову. Последний выглядел хуже, чем вчера.
– Главный инженер Владимир Фролович Филатов, – представил его Дроздов. – Врач Александр Григорьевич Дитковский. А это командир «Гепарда» Владимир Анатольевич Грубозабойщиков и судовой врач Игорь Николаевич Кузнецов.
– Похоже, конкуренция обостряется. – Дитковский поднял брови. – Не слишком ли много докторов для здешних мест?
Сочетание южнорусского акцента с московским жаргоном девяностых годов как-то особенно резануло слух. Он безалаберно смешивал чистый, правильный, даже дистиллированный язык москвича с речевыми штампами сорокалетней давности.
Грубозабойщиков посмотрел на сгрудившихся на полу людей, которых можно было принять за живых только благодаря легкому пару, выходящему изо ртов, и улыбка его погасла.
– Ну и видок!
Филатов пошевелился и хотел что-то сказать, но изо рта у него вырывались лишь нечленораздельные звуки. Левая сторона головы выглядела немного получше, но и она судорожно дергалась, а левый глаз был почти закрыт веком. Похоже, главный инженер испытывал жуткие муки.
– Морфий остался, Александр Григорьевич? – Дроздову казалось, что он оставил этого добра предостаточно.
– Кончился, – устало ответил Дитковский. – Все съели до единой капли, Андрей Викторович.
Кузнецов мигом открыл свою медицинскую сумку. Увидев это, Дитковский улыбнулся с видимым облегчением. Он тоже выглядел гораздо хуже, чем вчера. В нем и так-то душа еле в теле держалась, а он ведь еще и трудился восемь часов кряду. Даже наложил Зубринскому гипс на лодыжку.
Он попытался приподнять Филатова, Дроздов пришел ему на помощь, но тут доктор буровой опустился на пол, прислонившись к стене.
– Виноват, – проговорил он. Его обросшее щетиной лицо скривилось в подобии улыбки. – Мы не очень- то гостеприимны.
– Теперь все, доктор, можете положиться на нас, – тихо заметил Грубозабойщиков. – Всю необходимую помощь получите. Один вопрос: эти люди транспортабельны?
– Не знаю, – Дитковский сильно потер рукой налитые кровью глаза, покрытые копотью веки. – Некоторым за последнюю ночь стало хуже. Вот у этих двоих, по-моему, воспаление легких. Дома мы их поправили бы в считаные дни, а тут… Все из-за холода… Вся энергии уходит не на борьбу с увечьями, а на выработку тепла. Иначе организм дойдет до точки…
– Не стоит падать духом, – сказал Грубозабойщиков. – Нам потребуется полчаса, чтобы забрать всех на
