– А я ее поменял.
– Чего, херовая была?
– Соседи заманали. Стали бухтеть участковому, что я, мол, поздно прихожу, кодлы всякие ко мне ходят.
– А хуля тебе этот дядя Степа?
– Воспитывать начал. Я его послал подальше и свинтился оттуда. На хера мне это надо? А тут ништяк, все тихо, никакая падла не возбухает.
Чернявый покосился на окно.
– Ты бы завесил чем-нибудь, – сказал он. – А то эта решка мне о зоне напоминает. Да и балдоха кумпол жарит.
– Так повесить нечего, разве только обезьяну дохлую.
Они засмеялись. Шутка очень понравилась Чернявому, и он долго не мог успокоиться.
– Ну ты дал. Обезьяну дохлую. Вот это был бы ништячок.
– Или трусняк чей-нибудь.
Они снова расхохотались.
– Я одну такую знаю, – сказал развеселившийся Чернявый, – у нее станок размером с самосвал.
– Ты че, в натуре, фуфел не гонишь? Точно как самосвал?
– Бля буду.
– Так познакомь, я всю жизнь о такой биксе мечтал.
– Не гони.
– Зуб даю.
Еще несколько минут они обсуждали, кому какая бикса нравится и что с ней можно сделать. Глянув на окно, Чернявый спросил:
– А ты сам решки ставил?
– Да ну, что я, максим? Они тут уже стояли, когда я вселился.
– На хрена?
– Так это же служебная квартира.
– Как же ты в нее попал?
– Я тут дворником числюсь.
– В натуре?
– Без балды.
– Че, сам параши чистишь?
– Обижаешь, шеф. Я в своей жизни тяжелее болта ничего не поднимал.
– Во бля, – захохотал Чернявый. – А он у тебя что, до колена?
– А на хрена, ты думал, мне баба со здоровым станком нужна? Ладно, Чернявый, ты посиди тут за решкой, а я за пузырем сгоняю. Ты ж похмелился, мне тоже надо.
– Ладно, только копытами побыстрей шевели, а то мне тут одному неохота париться.
Михута пошарил рукой под тюфяком, вытащил пистолет «ТТ» и передал его Чернявому.
– Держи, это тебе на всякий пожарный.
Тот проверил затвор, обойму и удовлетворенно положил пистолет на колени.
– С братишкой-то оно надежнее.
– Я двери закрою на ключ. Никому не открывай.
– А то.
Когда Михута вышел из квартиры, Чернявый глубоко вздохнул и закрыл глаза. Сейчас он пребывал в спокойном расслабленном состоянии. Ломка прошла, озноб больше не беспокоил, боли в позвоночнике и дрожь в конечностях исчезли.
Он даже успел задремать, пока его отбойщик мотался за бутылкой водки. Наконец Чернявый услышал, как поворачивается ключ в замке и открывается входная дверь.
Михута зашел в квартиру, держа в руке бутылку водки, а под мышкой банку консервированных огурцов. Следом за ним через порог ступил Болт.
– Шеф, ты живой? – крикнул Михута, заглядывая в комнату.
Чернявый открыл глаза и недоуменно посмотрел на Болта, щерившегося в улыбке гнилыми зубами.
– А ты откуда взялся?
– Так… решил поссать возле дерева, смотрю, этот халдей топает.
– Я его на обратной дороге встретил, – объяснил отбойщик. – Хотел ему пендаля в жопу дать и отправить подальше, а он как рассол увидел, аж затрясся. Я ему из-за пазухи пузырь показываю, Болт, конечно, усох.
– Че ж я, хуже его? – пробухтел Болт.
– Ладно, не кипишуй, пошли на кухню.
Следом за ними туда притащился и Чернявый.
– Тут все по-цивильному, – оглядев обстановку, сказал он. – Есть где забуриться.
На небольшой кухне стояли газовая плита, стол и два стула, покосившихся, но целых. Один из стульев, конечно, достался главарю, другой занял хозяин квартиры, а Болту пришлось примоститься на подоконнике.
Пока его подчиненные вскрывали банку с огурцами, бутылку и разливали белую по стаканам, Чернявый курил.
– Болт, пацанов видел? – спросил Михута.
– Не-а, наверное, массу давят. Я вчера, когда сваливал, они еще там баб трахали по подсобкам.
– Тебе-то хоть досталось?
– Да ну их на хрен, – Болт махнул рукой. – Я как белый человек еще пузырь с собой прихватил, но где допивал, не помню. Утром проснулся под каким-то забором.
– Это заметно, – сказал Чернявый, разглядывая испачканные, измятые брюки и рубашку Болта. – Скажи спасибо, что менты не повинтили.
– Кому сказать?
– Господу богу.
– Бога нет, – деловито ответил Болт, сдвигая стаканы с Михутой. – Ну, вздрогнули.
Они выпили, захрустели маринованными огурцами.
– Бог есть, – с не свойственной ему задумчивостью сказал Чернявый.
Михута с Болтом многозначительно переглянулись: мол, что это, у шефа крыша поехала?
– Если б не бог, – продолжал Чернявый, – нас бы уже давно на тот свет отправили.
– Кто, «обезьяны»? – с пренебрежением сказал Болт.
– Не «обезьяны», так мусора.
– Да ну, на хрен забивать себе башку хренотой разной. Давай, Михута, еще по сто граммов накатим.
– Вы особо не разгоняйтесь, – сказал Чернявый, равнодушно наблюдая за тем, как его бойцы заглатывают еще по полстакана.
– А че? – вытирая скуластую физиономию ладонью, спросил Болт. – Опять с «обезьянами» рамцы?
– Дурень ты, Болт, – спокойно сказал Чернявый. – Все мозги отпил. Сегодня солнцевские пацаны приезжают.
– Да ладно, Чернявый, что ты кипишуешь? Ну приезжают, а мне-то что? Ты же с ними перетирать будешь.
– Увидят такое мурло, как у тебя, и сразу умотают. Вот тогда у нас действительно рамцы начнутся.
Бросив незатушенный окурок в покрытую жиром, ржавчиной и еще бог знает чем раковину, Чернявый покинул кухню.
– Шеф, все будет тики-так! – крикнул ему вслед Михута. – Мы еще по полтинничку, и все.
– Распустил я вас, – укладываясь на кровать поверх одеяла, сказал Чернявый.
Снова звякнули стаканы, раздался характерный хруст. Потом в комнату вошел Михута с надкушенным огурцом в руке.
– Ты бы съел чего-нибудь. Огурчика хочешь? – предложил он. – А то вон скоро высохнешь весь от этой
