такой обстановки.
Положение дел еще более ухудшилось в октябре, когда Билл и Дениза сообщили, что они ждут ребенка. Диана стала избегать молодой счастливой пары, друзья почти пере стали встречаться, из-за чего Энди почувствовал себя еще более одиноким.
Она теперь постоянно уходила от разговоров с Элайзой, а если им и приходилось общаться, то Диана говорила только о работе. О докторе Джонстоне она даже не заикалась. Элайза тоже перестала касаться в разговорах этой темы, она уже давно поняла, что Диане не удалось решить свои проблемы.
Диана не желала видеть никого из их друзей, и в конце концов те перестали им даже звонить. Ко Дню Благодарения она отдалилась ото всех, замкнулась в себе, и Энди считал, что никогда еще их жизнь не была такой мрачной, как в эти дни.
И Диана еще подлила масла в огонь, приняв решение провести праздник в Пасадене со своей семьей. Он приложил все усилия, чтобы отговорить ее, но, к его огромному разочарованию, она настояла на своем. Гуди были единственными, с кем они продолжали видеться все это время, но как раз с ними им пока встречаться и не следовало бы.
— Ради бога, — уговаривал Энди, — зачем ты это делаешь?
— Это моя семья! А что, ты думаешь, я должна делать? Сообщить им, что мы не желаем их видеть, только потому что я бесплодна?
— Но ведь с этим ничего нельзя поделать. А тебе будет тяжело среди них. Твои сестры опять начнут задавать ненужные вопросы, а вид беременной Саманты окончательно добьет тебя! Подумай сама, неужели тебе это надо? — «А точнее, надо ли это нам обоим?» — добавил он мысленно, но вслух этого не сказал.
— Она все равно моя сестра.
Он уже не мог ее понять и подозревал, что никогда больше не сможет. Казалось, она упивалась тем, что наказывала и наказывала себя за то, что с ней произошло. И самое страшное было то, что Диана не могла ничего исправить. Когда-то, несколько лет назад, она неправильно предохранялась и заплатила за это действительно очень высокую . цену. Это было просто чудовищное невезение. Но это не давало ей права считать себя конченым человеком.
— Я все-таки считаю, что нам не стоит ехать туда. — Энди продолжал спорить с ней, пытаясь убедить ее отказаться от этой затеи, но Диана твердо стояла на своем.
Она поняла, что была не права, только в тот момент, когда они вошли в дом ее родителей. Гейл была в отвратительном настроении, она была простужена, и дети весь день капризничали и вымотали ей все нервы. Она поругалась с матерью, когда та сказала, что ей бы следовало уделять больше внимания воспитанию детей, и ее раздражало поведение Джека, который не стал за нее заступаться. Она набросилась на Диану, как только они вошли, и Энди сразу же пожалел о том, что они приехали. «Да, — подумал он, — вечер предстоит просто отвратительный».
— Спасибо, что пришла так рано, как раз нам требуется твоя помощь, — шипела на сестру Гейл, пока Диана снимала пальто. — Ну и чем ты была так занята после полудня? Чистила ногти или просто дрыхла?
— Гейл, ради всего святого, какая муха тебя укусила? — Диана повернулась к старшей сестре как раз в тот момент, когда в комнату входила Сэмми, и Энди, увидев ее, чуть не застонал. Они виделись последний раз четвертого июня, когда ее беременность не была заметна, но сейчас она выглядела так, словно собралась родить тройню. И по тому, как застыло лицо жены, Энди понял, что один только вид сестры глубоко потряс ее.
— Гейл просто разозлилась из-за того, что мама сказала, что у нее невоспитанные дети. И она совершенно права. То же самое можно сказать про моих. Ну а как вы? — спросила она Диану, скрестив руки на своем огромном животе.
— Отлично, — холодно произнесла Диана, — и можешь не говорить ничего про себя, я и так вижу.
— Да, толстая. Сеймус говорит, что я похожа на Будду.
Диана выдавила из себя улыбку и отправилась на кухню поздороваться с матерью. Мать выглядела бодрой и здоровой и, увидев дочь, явно обрадовалась. Она, как всегда, хлопотала, организовывая все до последних мелочей, и наслаждалась своей кипучей деятельностью. Последние два месяца она была очень занята и не обратила внимания на то, что ее средняя дочь некоторым образом выпала из поля ее зрения. Она думала, что Диана просто слишком загружена работой у себя в журнале, но сейчас заметила в ее глазах выражение, которое ей не очень понравилось, и обратила внимание на то, что дочь похудела.
— Я рада, что вы смогли прийти, — сказала она, довольная тем, что все дети и внуки собрались у них в доме. Она искренне наслаждалась их обществом, хоть и делала Гейл замечания по поводу воспитания ее малышей. — У тебя все в порядке? — спросила она Диану.
— Все хорошо, — оборвала ее дочь. Она любила мать, но у нее совсем не лежала душа рассказывать ей про лапароскопию и про весь тот кошмар, который ей пришлось пережить. Она размышляла о том, сможет ли когда-нибудь рассказать обо всем матери. Может быть, когда-нибудь и сможет. Но сейчас она к этому не готова. Она не сможет себя заставить сказать кому-нибудь, что бесплодна, и так чувствуя себя неполноценной женщиной.
— Ты слишком много работаешь, — с упреком сказала мать, уверенная, что именно напряжение на работе было причиной того выражения на лице дочери, которое ей не понравилось. Мать перевернула индюшку — птица была огромная, покрытая золотистой корочкой, пахло от нее потрясающе.
— В отличие от сестер, — сказал отец, который как раз зашел в кухню.
— Им хватает работы по дому, — защищала дочерей мать. Она очень любила всех трех дочерей и знала, что отец тоже их обожает. Ему просто нравилось делать подобного рода замечания. Диана всегда была его любимицей, и теперь от него тоже не ускользнуло, что она выглядит уставшей и несчастной, и это его обеспокоило.
— Как твой журнал? — Он спросил это так, как будто она была его владелицей, и она улыбнулась в ответ.
— Отлично. Тираж заметно возрастает.
— Очень хороший журнал. Я в прошлом месяце читал один номер.
Он всегда относился с большим уважением к тому, что она делала, и Диана часто удивлялась, почему она от этого чувствует себя так неловко. Но на этот раз она знала почему. На этот раз она не смогла сделать того, что для всех членов семьи имело большое значение: не смогла родить ребенка.
— Спасибо, папочка.
Тут вошли два ее свояка и спросили, когда будет готов обед.
— Терпение, мальчики, — улыбнулась теща и выпроводила всех, кроме Дианы, в соседнюю комнату. — Дорогая, с тобой действительно все в порядке? — спросила она серьезно, когда они остались одни. Дочь была бледной и утомленной, и в глубине ее глаз мать заметила такую отчаянную тоску и опустошенность, что подумала, будто у них с мужем что-то не ладится.
Она медленно приблизилась к своей средней дочери, вспоминая, какой она была веселой и непосредственной… и всегда говорила правду.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, мам, — солгала Диана, отворачиваясь, чтобы мать не заметила выступившие у нее на глазах слезы, — все в порядке. — И тут, как раз вовремя, на кухню забежали детишки, и Диана повела их обратно к своим мамам под пристальным взглядом Энди. Ему не нравилось выражение, появившееся у нее в глазах в последние дни. Она как будто погасла внутри, и никто уже не в силах зажечь ее в глазах прежний огонь. Казалось, она была готова разрыдаться от горя, и он был единственным, кто знал причину ее горя.
Отец благословил всех присутствующих, и они сели к столу; Диана оказалась между зятьями, в то время как Энди посадили прямо напротив нее между двумя сестрами. Гейл, как всегда, беспрерывно болтала с Энди, в основном о пустяках: об учительско-родительской ассоциации, жаловалась, как мало на сегодняшний день получают доктора, намекая на то, что это является основной причиной, почему врачи вообще не имеют детей. Энди же только вежливо соглашался с ней и иногда, по возможности, делал слабые попытки поддакнуть Сэмми, которая была полностью поглощена разговором о своих детях и о малыше, который у нее скоро появится. Потом разговор перекинулся на соседей начали обсуждать тех, кто недавно женился или вышел замуж и у кого родились дети. Обед был в самом разгаре, когда Диана окинула
