в постель. Она нашла канал, по которому крутили кино, и, пока смотрела фильм, съела все мороженое, после чего с виноватым видом уставилась на пустое ведерко. Это был ее ужин. Она почти физически ощущала, как на бедрах откладывается жир, и ненавидела себя за малодушие. Виктория разделась, облачилась в пижаму, нырнула в кровать, накрылась с головой и проспала до самого утра.
Во искупление вчерашних грехов в субботу она отправилась на долгую прогулку в Центральный парк, где даже немного пробежалась вокруг водоема. Погода стояла прекрасная, кругом гуляли парочки, и ей опять стало грустно оттого, что в ее жизни нет любимого человека. Было такое впечатление, что у каждого есть пара и только она одна. Белая ворона. Как всегда. Совершая пробежку по дальним дорожкам парка, Виктория заливалась слезами, а потом, как была — в шортах, майке и кроссовках, — пешком вернулась домой. Она поклялась себе, что сегодня к мороженому не притронется. Эту клятву она вознамерилась свято блюсти. Вечером, сидя в пустой квартире перед экраном телевизора, она действительно не съела ни ложки мороженого. Вместо этого она умяла пакет печенья.
В воскресенье Виктория засела за проверку сочинений. В некоторых работах ее приятно удивили прекрасный стиль изложения и творческая фантазия. Кое у кого из ребят обнаружились явные способности, их эссе оказались вполне зрелыми и содержательными. Она была приятно удивлена и в понедельник на уроке честно в этом призналась. Сегодня ребята опять шли на урок с явной неохотой, на лицах была написана откровенная скука. На столы были выложены коммуникаторы. Виктория обошла класс, один за другим отобрала всю электронику и сложила на учительском столе. Несколько телефонов уже вибрировали, сигнализируя о полученных эсэмэсках.
Она похвалила ребят за сочинения, те явно были довольны, а потом собрала остальные работы. На этот раз задание не выполнили только двое, оба — красивые рослые парни, с циничным и наглым видом заявившие, что они снова ничего не написали.
— А в чем проблема? Черновик собака съела?
— Да нет, — нахально протянул один из них — Майк Макдаф. — Мы на выходные ездили в Хэмптонс, всю субботу я играл в теннис, а в воскресенье мы с отцом играли в гольф. А вечером в субботу у меня было свидание.
— Как я за тебя рада, Майк! Никогда не была в Хэмптонсе, но слышала, там шикарно. Рада, что ты провел столь насыщенные выходные. За работу получаешь самую низкую оценку — неуд. — Она повернулась к классу и стала раздавать экземпляры рассказа для обсуждения, а Майк скорчил недовольную гримасу. Его сосед явно нервничал, он уже понял, что ему грозит то же самое.
Виктория помогла ребятам разобрать текст и стала комментировать его. Рассказ был хорош, классу он понравился, и на этот раз все внимательно ее слушали, отчего у Виктории стало немного легче на душе. Даже Бекки Адамс было что сказать по поводу прочитанного. На дом Виктория задала им написать свой рассказ. После урока к ней подошел Майк и сквозь зубы поинтересовался, исправит ли она ему оценку, если он принесет первое сочинение.
— Не в этот раз, Майк, — как можно любезнее ответила она, ощущая себя чудовищем. Виктория хорошо помнила настоятельный совет Хелен ни в чем не давать им спуску. Дабы другим было неповадно, Майку и его приятелю предстояло смириться с неудачей.
— Ох, ни фига себе! — громко возмутился он и вышел из класса, громко хлопнув дверью. Виктория же как ни в чем не бывало стала готовиться к следующему уроку.
В другом двенадцатом классе поначалу дела пошли не так успешно. Одна девица явно вознамерилась вступить в конфронтацию с новой училкой и поставить ее в унизительное положение. Прежде чем Виктория начала урок, прозвучали несколько реплик о женщинах, которые не следят за своим весом. Виктория сделала вид, что ничего не слышит. Девушку звали Салли Фриц. У нее были темно‑рыжие волосы, веснушчатое лицо, на тыльной стороне левой руки красовалась заметная татуировка в форме звезды.
Не успела Виктория начать урок, как Салли ее бесцеремонно перебила.
— Вы какой колледж окончили? — спросила она.
— Северо‑Западный университет. Хочешь тоже туда поступить?
— Вот еще! — отозвалась Салли. — Там такая холодрыга…
— Да, климат там суровый, но мне нравилось. Это хороший университет, надо только к холоду привыкнуть.
— Я буду учиться в Калифорнии или в Техасе.
Виктория кивнула.
— Я родом из Лос‑Анджелеса. В Калифорнии есть прекрасные университеты, — миролюбиво проговорила она.
— У меня брат учился в Стэнфорде, — продолжала Салли, как если бы они были подружками и беседовали на перемене. Девушку все это нисколько не смущало.
Виктория перешла к теме урока и стала разбирать тот же рассказ, который предложила параллельному классу. Эти ребята оказались поживее и настроены более критично, что вылилось в интересную дискуссию, которая настолько всех увлекла, что класс забыл о первоначальном желании помучить молодую учительницу. Ей удалось вовлечь ребят в живой обмен мнениями, так что даже после звонка многие продолжали спорить, что не могло не радовать Викторию. Она была совсем не против того, чтобы ученики вступали с ней в спор, главное, чтобы у них имелись собственные аргументы. Она ставила своей главной целью научить их подвергать сомнению то, что общеизвестно и во что они привыкли безоговорочно верить. И эти горячие споры были первой победой Виктории. Она отправилась в преподавательскую комнату проверять тетради и по пути заглянула к Хелен.
— Спасибо за ценные советы! — поблагодарила она коллегу. — Они мне очень помогли.
— В смысле — задать им перцу?
Виктория рассмеялась.
— Не думаю, что мне это удалось. Но на первом уроке я влепила две худшие оценки за невыполненное задание. — Не думала она, что после недели преподавания придется прибегать к таким мерам.
— Это только начало. — Хелен улыбнулась. — Ты молодец! Теперь они у тебя забегают.
— Мне показалось, это сработало. А плееры и телефоны я теперь отбираю.
— О, для них страшнее наказания нет, — рассмеялась Хелен. — Куда интереснее слать эсэмэски приятелям или даже мне, чем слушать, что ты им талдычишь. — Обе рассмеялись. — В выходные‑то удалось расслабиться?
— Отчасти. В субботу ходила в парк, а в воскресенье работы проверяла. — И слопала две пинты мороженого, пиццу и целый пакет печенья, прибавила про себя Виктория. Она прекрасно понимала, что это показатель ее безволия, ее слабости. Она всегда начинала много есть на нервной почве и всякий раз говорила себе, что это в последний раз. Ей уже виделось неизбежное возвращение к четырнадцатому, а то и к шестнадцатому размеру. В ее гардеробе имелась одежда четырех размеров. Если столько есть, и глазом моргнуть не успеешь, как окажешься в шестнадцатом, чего бы очень не хотелось. Надо опять сесть на диету. Этому, как видно, конца не будет. Несмотря на все благие намерения, без друзей, без личной жизни, без какого‑либо общения, да еще и в состоянии неуверенности в своей профессиональной состоятельности, риск растолстеть очень велик. Благих намерений хватает ненадолго. При первом намеке на проблему она хватается за мороженое, печенье или пиццу. А в эти выходные и вовсе позволила себе и то, и другое, и третье, и теперь у нее в голове звучал сигнал тревоги: остерегись, пока процесс не вышел из‑под контроля!
Хелен понимала, как нелегко Виктории, как она одинока, а ведь она совсем еще молоденькая и неопытная. Да и девочка, кажется, хорошая.
— Ну, ничего, в следующие выходные сходим вместе в кино или в парк на концерт, — предложила она.
— Я с удовольствием! — обрадовалась Виктория. Она пока еще чувствовала себя чужой в коллективе, да и к тому же она была самым молодым педагогом в школе. Хелен была вдвое старше, но Виктория ей нравилась. Она была славная и, как успела заметить Хелен, старательная и преданная делу. Наивная, конечно, но быстро поумнеет, решила Хелен. Поначалу всем тяжело, особенно со старшими учениками. Четыре последних класса школы самые трудные. Но Хелен хотелось верить, что Виктория справится, главное — держать их в узде.
— Ты в преподавательскую? — спросила Хелен. — А у меня еще урок. Увидимся позже.
